Борис Штейн - Контрафакт

Вано умолк, утомленный такой длинной речью.

Марина сразу, выражаясь фигурально, просекла опасность. Первым, на кого издался ее гнев, был Леонид Петрович.

– Ты знаешь, что у него наш ассортимент?

Леонид Петрович знал.

– Теперь посмотри внимательно, где он будет стоять со своей Манькой крикливой!

Леонид Петрович внимательно посмотрел. Восемьдесят шестая точка находилась на стыке двух людских восходящих потоков: поток с широкой лестницы омывал точку своей левой стороною, поток с боковой, служебной лестницы – правой. Они направлялись друг к другу под углом в сто двадцать градусов, омывая восемьдесят шестую точку, как волны омывают выступающий мыс.

– Теперь все нами прикормленные оптовики будут о Лешку спотыкаться! Ведь сам же ты его учил, какие книги ходовые, какие – нет…

– Да, – согласился Леонид Петрович, – это все равно что сети выставить сверху по течению. Ай, Лешка!

Ай, Лешка, Лешка, способный ученик! Жадно схватывал уроки Леонида Петровича: что такое федеральная программа, что когда пользуется спросом, как организовать витрину: книги стопками – для наглядности и оперативности, распределение ярких обложек – для привлекательности. Научил…

– Петрович, – говорил Лешка, – не сердись, что я откололся. Я Вадиком компенсировал. Он парень преданный, не подведет. Только научи его, как меня учил.

Однажды попросил:

– Тебе в издательствах верят, дают в кредит, на реализацию. Бери на мою долю, помоги раскрутиться. Вроде как на абордаж.

Леонид Петрович засмеялся:

– На буксир, Леша, на буксир, а не на абордаж!

Ему стало весело, и он согласился.

Лешка с оплатой всегда тянул, успевал пару раз «крутануть» выручку. Сердиться на него у них с Мариной не получалось. Марина, как ни странно, тоже подпадала под Лешкино обаяние. Наконец они облегченно вздохнули, когда Лешка в конце сезона расплатился.

Да, Лешкин корабль не без помощи этого буксира выплыл, выжил и вооружился. И теперь воистину на абордаж брал мирную шхуну Леонида Петровича.

– И ты ничего ему не скажешь? – зло спросила Марина.

Леонид Петрович вздохнул:

– А что тут скажешь? Если у человека есть совесть, так она есть. А если нет… Может и скажу, да что толку.

– И будешь с ним по-прежнему «Леша-Леша»? – не унималась Марина.

Леонид Петрович подумал и сказал печально:

– Что поделаешь? В бизнесе не принято хлопать дверью.

Через день Лешка занял восемьдесят шестую точку.

Низкий с хрипотцой Манькин голос воцарился в близлежащем пространстве, останавливая покупателей. На Лешкином лотке лежал тот же, что и у Марины, ассортимент, такими же стопками, штук по десять, чтобы можно было продавать розницу, не ныряя каждый раз в одну из банановых коробок. Лешка был способным учеником. И творческим. Он на все скинул цену. Некоторые книги шли у него чуть ли не по закупочной цене. Это была уже не тактика, а стратегия. Лешка терял в деньгах, прикармливая оптовиков. Оптовики – прикармливались. У Леонида Петровича и Марины резко упали дневные выручки.

Если толстый человек Вова Блинов руководствовался в коммерции мудрыми правилами Герберта М. Кессона, то его земляк Лешка, или, к месту будет уточнено, Алексей Борисенко, руководствовался совсем-совсем другими материями.

Он руководствовался законами преферанса. Мудреной игре научили его в госпитале, куда он попал на последнем году военной службы в далеком северном гарнизоне. При замене двигателя в артиллерийском тягаче случилась неловкость, и Лешке отдавило ногу. У него оказался перелом большого пальца правой ноги – вот и госпиталь. Рентген, пальпирование, гипс, и полное безделье на чистых простынях. Шахматы вот… Лешка всех чесал в шахматы, кроме майора Ашота Артуровича, зампотеха части. Этот Артурович был кандидатом в мастера, а Лешка не был в этом смысле никем, то есть не имел никакого разряда, даже третьего. Однако мозги у Лешки были устроены так, что он самоучкой допер до уровня примерно первого разряда – так определил майор Ашот Артурович. Лешка упорно сопротивлялся, разгадывал хитроумные ловушки и зачастую сводил партии на ничью.

Как-то вечером Ашот Артурович позвал Лешку в офицерскую палату, усадил его за небольшой квадратный стол и, отодвинув с середины стола графин с кипяченой водой, выложил колоду карт, лист бумаги и шариковую ручку.

– Я обучу тебя интересной и умной игре, – сказал он. – Называется преферанс.

Они просидели за картами до самого отбоя.