Себастьян Фолкс - И пели птицы...

Она нашла Тома на том же месте, у окна. Он вложил ладонь в ее ладони, и какое-то время они просидели, счастливые, в молчании. Потом Элизабет спросила, что он поделывал — в последние недели и в предшествующие годы. Ответы Тома к вопросам Элизабет никакого отношения не имели. Он рассказывал о ночи Мафекинга, о затемнении и сестре, о том, как она упала со стремянки. Сказал, что ему не нравится еда, которую тут дают.

Время от времени Элизабет замечала, что ее вопрос до Бреннана определенно доходит — в его глазах за толстыми стеклами очков появлялось тревожное выражение. Он бормотал в ответ несколько слов, а затем либо умолкал, либо повторял какую-нибудь застрявшую в его память историю. Элизабет начинала подозревать, что уже выслушала большую часть его репертуара.

В этот раз она не приставала к Бреннану с расспросами о деде, считая, что добилась главного: наладила с Томом дружеские отношения. Если у него есть что сказать, он это рано или поздно сделает — скорее всего когда привыкнет к ее посещениям.

Она отдала ему кекс и виски, пообещала снова прийти через две недели. А в коридоре столкнулась со старшей медсестрой миссис Симпсон.

— Вот уж не думала увидеть вас снова, — сказала та. — Порадовал он вас чем-нибудь?

— Ну… не так чтобы очень. Не знаю даже, доволен он, что я его навещаю, или нет. Но мне нравится с ним общаться. Я оставила ему кое-что. Это разрешено?

— Зависит от того, что именно.

Элизабет подозревала, что виски находится под запретом. И поторопилась уйти, чтобы не видеть, как его конфискуют.

В тот вечер, вернувшись домой, Элизабет произвела кое-какие подсчеты. Сделать это следовало давно, однако она все тянула и тянула, потому что боялась возможного результата. Открыв прошлогодний ежедневник, она прикинула, когда у нее в последний раз были месячные. Шестого декабря — да, точно, поскольку Элизабет помнила, что в тот день мыкалась по городу в поисках аптеки и опоздала на обед с клиентом. А сегодня — 21 января. Последняя встреча с Робертом в ежедневнике помечена не была, но они виделись примерно за неделю до Рождества. Магазины были разукрашены к празднику. Роберт приехал на выходные на день раньше, что и позволило ему втиснуть свидание в свой распорядок. На следующий день она поехала на работу, стало быть, это были будни. Получается 21-е или 22-е. Оба приходились на середину цикла, на самое опасное, если она ничего не путает, время. Предохранялась ли она, и если да, то как, она не помнила. Она просидела на противозачаточных таблетках четыре года, потом врач посоветовал ей сделать перерыв. После чего они с Робертом стали прибегать к самым разным мерам предосторожности. И соблюдали их со всей возможной скрупулезностью, — Роберт, по ее мнению, даже с невротичной.

На следующее утро Элизабет зашла в аптеку на Крейвн-роуд и купила тест на беременность. Он представлял собой пластмассовый прямоугольник с двумя окошками. Элизабет отнесла его в уборную, выждала, следуя инструкции, пять минут и взглянула на окошки. Каждое перечеркнула плотная, уверенная синяя линия. Результат оказался не просто положительным — вопиюще утвердительным.

Весь тот день чувства ее колебались, как маятник, между радостью и отчаянием. Элизабет дважды пыталась поделиться своим открытием с Ирен и дважды в припадке благоразумия меняла тему. На ланч она отправилась одна и обнаружила, поглощая еду, что глаза ее полны слез. Ею уже овладела нелепая страсть к невидимому пока поселившемуся в ней существу.

Вечером она позвонила Роберту. Трубку он не снял, и Элизабет оставила на недавно купленном им автоответчике просьбу немедленно перезвонить.

Она наполнила ванну, погрузилась в воду. Смотрела на низ своего живота и пыталась представить микроскопические изменения, которые там происходят. Она боялась предстоявших физических перемен, того, что будут говорить о ней люди, но упоение, испытываемое ею, превозмогало любые страхи. Зазвонил телефон, Элизабет выскочила из ванны и, мокрая, побежала снимать трубку.

Звонил Боб.

— Таки я это дело взломал, — сказал он. — Простите, что потратил столько времени. Нужно было понять, как работала голова вашего старого чудика, остальное оказалось проще простого. Греческие буквы, французский язык, незатейливый личный код. Элементарно, дорогой Ватсон. Не поклянусь, что правильно расшифровал каждое имя. Сомнительные места я пометил. Но в целом все вроде бы сходится.

Справившись с разочарованием — не Роберт, нет, — Элизабет сказала: