Себастьян Фолкс - И пели птицы...

Глаза ее, пробежав по набранным мелким шрифтом сведениям, уперлись в слова: «Участие в боев, действ. 1914–1918». Все сходилось.

Под текстом стояли адрес и телефон. Ланаркшир. Правда, справочник вышел три года назад. Уже тогда Грею было, подсчитала Элизабет, восемьдесят восемь.

Времени, как она и говорила капралу, терять не стоило. Вернувшись домой, Элизабет сразу направилась к телефону. Однако не успела снять трубку, как раздался звонок.

— Алло.

— Это я.

— Кто?

— Стюарт.

— О, Стюарт. Как вы?

— Хорошо. А вы?

— Хорошо, спасибо. Верчусь, дел по горло.

Элизабет ждала, что Стюарт объяснит, зачем звонит. Но он молчал, и ей пришлось самой произнести еще пару фраз. Ни на одну из них он не ответил, и в конце концов Элизабет не выдержала:

— Ну ладно. Вы хотели спросить что-то… конкретное?

— Я не думал, что для звонка нужна особая причина. — Обиделся? — Просто позвонил, чтобы поболтать.

Уже не в первый раз Стюарт звонил, чтобы поболтать, и молчал в трубку. Наверное, он стеснительный, думала Элизабет, рассказывая ему о своих делах. Она не умела прощаться с людьми, не притворившись, что вскоре будет рада с ними повидаться, и только положив трубку, сообразила: она умудрилась пригласить Стюарта в гости на ужин.

— Вы должны как-нибудь заглянуть ко мне, — вот что она, оказывается, сказала.

— Должен? — переспросил он. — Когда?

— Ну… Даже не знаю. Как насчет субботы?

Ладно, не важно. Он ей нравится. Она выкроит время и что-нибудь приготовит. Пока же она достала из сумочки конверт и начала набирать шотландский номер.

Палец Элизабет замер над нулем. Она представила себе холодный серый фермерский дом в Ланаркшире, старинный телефон, трезвонящий на столике в прихожей, и дряхлого старца. Вот он выбирается из глубокого кресла, стоящего в дальней комнате, и мучительно тащится по коридору — лишь для того, чтобы услышать голос совершенно посторонней женщины, задающей вопросы о войне, на которой он сражался шестьдесят лет назад.

Нелепость. Элизабет вздрогнула и опустила трубку на рычажки аппарата.

Потом пошла на кухню, бросила в стакан три кубика льда, ломтик лимона, налила джина. Добавила тоника, закурила и вернулась в гостиную.

Зачем ей все это? Для чего она хочет узнать о том, что было с ее дедом? Чтобы лучше понять себя? Получить возможность рассказать своим воображаемым детям о прошлом семьи? Наверное, это просто каприз, однако Элизабет уже приняла решение. В конце концов, чем грозит ей телефонный звонок? Ну, оконфузится. Не такая уж и страшная цена.

Она снова набрала номер. Раздались гудки. Восьмой, девятый, десятый. Четырнадцатый, пятнадцатый. Даже хромоногий старик успел бы за это время…

— Алло? — Женщина. Элизабет почему-то удивилась.

— О, простите… Миссис Грей?

— Я вас слушаю.

Легкий эдинбургский акцент. Далекий, очень старый голос. Джойс Амелия.

— Простите, что потревожила вас. Меня зовут Элизабет Бенсон. У меня к вам очень странный вопрос. В Первую мировую войну мой дед служил в той же роте, что и ваш муж, и я пытаюсь узнать о нем побольше.

Миссис Грей молчала. Может, плохо слышит, подумала Элизабет.

— Я понимаю, просьба странная, — добавила она. — Мне, правда, очень неудобно вас беспокоить. Но я просто не знаю, к кому еще обратиться. Алло? Вы меня слышите?

— Да. Я схожу за мужем. Вам придется подождать. И говорите погромче. Он глуховат.

Когда миссис Грей положила — с глухим бакелитовым стуком — трубку, Элизабет почувствовала, что ладони у нее покалывает от волнения. Она представила себе трубку, лежащую на столике под деревянной лестницей, с которой тянет сквозняком. Прошла минута, еще одна, и наконец в ее трубке раздался подрагивающий, но громкий голос.

Элизабет еще раз объяснила причину своего звонка. Грей половины не расслышал, пришлось объяснить в третий раз, прокричать имя деда.

— Зачем вам все это? Боже милостивый, столько лет прошло, — раздраженно произнес Грей.

— Простите, мне совсем не хочется докучать вам, я просто стараюсь найти кого-то, кто знал деда, понять, каким он был человеком.

Грей фыркнул.

— Вы помните его? Вы воевали с ним вместе?

— Да, помню.

— Каким он был?

— Каким? Каким? Каким он был? Да бог его знает. Сейчас это никого не волнует.

— Меня волнует. Пожалуйста. Мне правда нужно знать.

На том конце линии раздался какой-то невнятный шум, потом еще. Потом Грей сказал:

— Темноволосый. Высокий. Сирота или что-то вроде того. Суеверный. Это он?