Юрий Герт - Ночь предопределений

— Что вы ржете, как лошадь?.. — чем лишь умножил общее веселье, а Карцев — тот молотил себя по ляжкам и прямо-таки задыхался от хохота.

Еще на сцене, за кулисой, у Феликса мелькнула догадка, что дело вовсе не в условиях, которые имел в виду Гронский, а как бы в некоем предварительном соглашении, предрасположенности, в том особенном состоянии, когда возникает желание быть загипнотизированным. Именно в нем, в этом состоянии все дело. И если его нет…

Но тут открывалась такая огромная, все и сразу объясняющая мысль, что к ней предстояло еще вернуться, обдумать…

Он смеялся вместе с другими, вспоминая жуткий, жутчайший провал маэстро. («Мунай журыбатыр, Курмангожин!.. Мунай журыбатыр!..») и то, как они улепетывали из поселка, — однако его еще и щекотала тайная причастность к этому провалу. Ее, впрочем, делил с ним Карцев, который на что-то такое, пожалуй, намекал, когда подталкивал его локтем в бок, иной раз довольно больно, хотя и не по своей вине: «рафик» мотало, Кенжек вел машину, не сбавляя скорость.

Давно забытое чувство легкости владело Феликсом. И то же, казалось, испытывали остальные — ощущение какой-то внезапной раскованности, освобожденности, как если бы с каждого спал давивший на него груз.

На самом краю горизонта, обрезанная им до середины, светлым полукругом лежала луна. «Рафик» несся прямиком на нее.

— Впереди сверток, — предупредил Кенжек. — Куда мы — домой или до Карадон-Аты?

— Уже поздно, — отозвался Жаик. — Отложим до другого раза.

— Когда он теперь наступит, «другой раз», — сказал Бек, но без особого напора.

Он это произнес, отлично сознавая, что решать не ему. И за ним угомонились остальные, ожидая, что скажет Гронский. То есть заранее покорясь тому, что скажет он, — герой, потерпевший поражение, поверженный, вызывающий лишь насмешливое сочувствие и жалость. «Уж кому-кому, а маэстро сейчас не до подземных храмов», — подумал Феликс.

— Молодой человек прав, — проговорил Гронский, недовольно засопев. — Другого раза может и не случиться… — Он сидел перед Феликсом, рядом с Жаиком. — Кто как, — сказал он, — а я еду в Карадон-Ату… Тем более, — прибавил он загадочно, когда поутихли восторженные восклицания, — у нас имеется повод для небольшого застолья… Не правда ли, Рита?

Она сидела на заднем сидении, вместе с Сергеем.

— Сегодня, — выкрикнула она тем фальшивым голосом, каким говорила на сцене, — сегодня Геннадию Павловичу исполняется семьдесят лет!

Все кинулись поздравлять Гронского, и он принимал поздравления с приличествующими событию важностью и достоинством, — настолько, впрочем, насколько это позволяла усилившаяся после поворота тряска и чуть ли не козлиные прыжки, которые делал «рафик» на ухабинах, то проваливаясь в пустоту, то взмывая к самому небу. Негритяночка скакала на своей резинке, как дьяволенок.

Однако луна еще не поднялась, подумал Феликс, «и на высоту копья», когда они добрались до места. Все высыпали из автобуса. Он стоял на краю плато, уходившего вниз отвесной стеной, похожей на борт каньона, вдоль которого они проезжали днем. Только вместо противоположного борта по ту сторону открывалась бесконечная и какая-то первозданная даль. Освещенная луной, даль эта казалась внизу затянутой волокнистым сиреневым туманом.

— Там море, — сказал Жаик.

Кенжек заглушил мотор. Все молчали. С той стороны, где, по словам Жаика, было море, набегал слабый и свежий ветер, чуть слышно посвистывая в зубчатой кромке обрыва. Казалось, они парят, повиснув где-то между землей и небом, вровень с лунным диском.

— Господи, — с тихим вздохом вырвалось у Веры, — неужели это правда?..

— В самом деле, вряд ли можно найти для храма место удачнее, — сказал Карцев. — Да где же храм?

Они спустились по выемке, не то естественной, не то вырубленной когда-то в крутизне склона. Под ногами скрипела, ползла каменная осыпь. Но спускаться было недалеко. Помогая друг другу, они достигли неширокой террасы. В глубине ее глухо чернел проем, уводящий внутрь скалы. Жаик щелкнул фонариком, взятым у Кенжека. Бледный луч ударил в проход. Тьма раздалась. Жаик, посвечивая себе под ноги, первым ступил в проем.

Вначале Феликсу представилось — они с Айгуль шли следом за Жаиком, — что это даже не пещера, тем более — храм!.. — а попросту какая-то щель, и он переступал ногами с опаской, ожидая, что Жаик вот-вот остановится, упершись в стену, тогда он ткнется в Жаика, и позади возникнет затор, как при детской игре «в поезд». Но Жаик шел вперед, и довольно уверенно, пока не остановился посреди — теперь Феликс это уже чувствовал — пещеры, расширившейся в обе стороны. Фонарик скользнул по ее потолку и стенам. И снова Феликсу показалось, что пещера — пещерка! — так мала, что вряд ли все они сумеют в ней поместиться. Он стоял в темноте, держа Айгуль за локоть, и Жаик светил тем, кто входил за ними. Было мгновение, когда Феликс, вскинув голову, заметил вверху блеклое свечение и в нем словно бы звезды… Но откуда им было взяться здесь, в толще земли?..