Хосе Сампедро - Река, что нас несет

У кувшина раздался ликующий вопль.

— Конец бурдюку! — кричал Балагур, поднимая его обеими руками.

— За дело, друзья! — отдал команду Сухопарый.

И в вино тут же погрузились стаканы и кружки. Потом головы сплавщиков запрокинулись к потолку, а кадыки энергично задвигались. Темно-лиловые струйки потекли по губам к подбородку. Самые утонченные вытирали губы тыльной стороной ладони. Некоторые переводили дух.

— Вот это жизнь! — воскликнул Обжора, совершая очередное нападение на колбасу.

Белобрысый запел, остальные дружно подхватывали конец каждой строки:

Последние слова они уже не пропели, а неистово прокричали. Поверженный Константино сидел на плетеных корзинах, окончательно смирившись с судьбой. И вдруг раздался голос, достаточно зычный, чтобы заглушить хохот, бульканье вина, сопение и чавканье:

— Это что же такое творится на белом свете? Где же приличие? Где же у вас совесть?

На верхних ступеньках лестницы появилась женщина. Огонек светильника в ее руках освещал круглое лицо, гневный взгляд и пышный бюст. Ей еще не перевалило за сорок. Первым заметил ее появление Константино, опрометью кинувшийся к лестнице.

— Я же сказал, чтобы ты не выходила, Мануэла! Я же просил тебя!

— Что ж, по-твоему, терпеть это всю ночь? А они пускай нарушают покой добрых людей? Разве нет никакой управы на этих разбойников?

Сухопарый тут же очутился подле лестницы.

— Да здравствуют неприступные бабы!

Женщина сверху кинула на него взгляд.

— Ах, так это вы будете платить за все?

— Тут каждый может заплатить… Цвет сплавщиков! Не сомневайся, толстушка… У нас месячный заработок.

— В горах — захочешь, не потратишь! — воскликнул Балагур.

— Так я вам и поверила… Это вино стоит по меньшей мере триста реалов.

— А стаканы, водка, колбаса? — простонал Константино.

— Колбаса? — даже поперхнулся Обжора. — Да это же ослятина!

— Заткнись! — отрезал Сухопарый, — Слово твое — закон, королева… Эй, Кинтин, пусть каждый внесет свою долю!

Порешили собрать шестьдесят реалов с каждого, и Балагур обошел всех со шляпой.

— Здесь больше, чем надо, — заметила хозяйка таверны, спускаясь с лестницы к Сухопарому, а тот ответил, приблизив к пей лицо:

— Липшее возьми себе на платок. Дарю тебе. Меня зовут Сухопарый, если тебе вдруг вздумается вышить на нем мое имя.

Женщина слегка отступила и ответила:

— Я не нуждаюсь в твоих платках. Другой подарит.

Сухопарый пристально посмотрел на женщину и сказал, намекая на ее горемыку-мужа:

— Это какие? Носовые, да?

Женщина опустила глаза, а Сухопарый усмехнулся и проговорил:

— Константино, я хочу выпить за твою женитьбу. Когда вы поженились?

— В декабре.

Взгляд сплавщика скользнул по хозяйкиной талии. Он насмехался все более откровенно.

— А когда крестины?

Константино молчал. Женщина избегала глаз Сухопарого. Сплавщик сделал шаг вперед и встал между супругами, оттеснив женщину к стене, под лестницу.

— Так когда же? — настаивал он.

— Сами не знаем, — ответила женщина, тщетно пытаясь говорить как можно солиднее.

— Быть того не может! — с издевкой воскликнул Сухопарый, а затем вкрадчиво проговорил: — Уж больно ты пухленькая.

— Вот видишь… так уж получилось…

— Не унывай… — утешил ее сплавщик, подходя поближе. — Время еще есть… пожалуй.

Женщина не выдержала и вздохнула. Это был какой-то безмерный вздох, словно зародился он еще в декабре и, все больше и больше наполняя грудь, вырвался, наконец, наружу, слышный разве что ей одной да сплавщику, который сразу уловил его истинный смысл.

— Да, — согласилась она. — Время еще есть.

Сухопарый наклонился к ней и тихонько повторил:

— Не унывай, милая… Все уладится.

— Мануэла! Мануэла! — проверещал голос за спиной у Сухопарого.

— Чего тебе? — недовольно откликнулась женщина, не делая ни малейшей попытки вырваться из плена.

— Ну, чего ты там стоишь… ведь этот человек уже дал деньги.

— Деньги? Возьми сам!

— Но, Мануэла…

Сухопарый, не оборачиваясь, перебил его:

— Не приставай, Константино… Разве не видишь, что я обхаживаю твою жену?

Муж оцепенел, а она стояла, глупо улыбаясь.