Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

Новый владелец захотел сменить название магазина, и в тот день снимали большую красно-желтую вывеску «Чаттерджи и сыновья. Лучшие книги», которая висела здесь больше семидесяти пяти лет. Я смотрела на рабочих, которые, путались в веревках и лестницах. Вдруг один из них выпустил из рук конец веревки, и вывеска с грохотом упала и раскололась надвое. Я пыталась сохранить спокойствие, глядя на всё это, как сделала бы моя мать. Вывеску всё равно бы отправили на склад и порубили на дрова. Но когда принесли новую вывеску, я больше не могла спокойно стоять и наблюдать. Взобравшись на стул, я начала яростно сбрасывать на пол книги с полок, на которых стояла научно-техническая литература — этот отдел я и раньше любила меньше всего.

Именно в этот момент в магазин вошел мужчина.

Он был очень элегантен: в традиционной курте с золотыми пуговицами — а это была большая редкость, так как большинство молодых людей носило облегающие штаны и яркие рубашки в стиле диско. Его очки в золотой оправе смотрелись немного старомодно и придавали ему умный вид. А когда он спросил, нет ли у нас книг Вирджинии Вулф, он окончательно завоевал мою симпатию.

Вирджиния Вулф стала одной из моих самых любимых писательниц с тех пор, как я случайно наткнулась на одну ее книжку. Это была красивая английская книга в кожаном переплете с интригующим названием «Своя комната». Когда я сунула нос в толстую книгу, я сразу почувствовала, что ее запах был совсем не похож на запах индийских книг, сладко пахнущих рисовым переплетным клеем. Мне показалось, что это запах далеких стран и новых мыслей. Этот аромат преследовал меня очень долго и означал то, чего я сильно желала, но для чего не находила слов.

Когда я показала эту книгу маме, она, взяв ее в руки, ничего не сказала. Затем добавила, что отец заказал ее за несколько месяцев до смерти. И разрешила мне забрать ее.

Сколько вечеров я провела, перечитывая эту книгу, которая оказалась скорее сборником эссе, а не рассказов, так любимых мною. Я почти не понимала, о чем пишет автор, но чувствовала ее печаль и страсть. Я видела ее, стоящую в комнате, полной женщин — в предисловии было сказано, что изначально эти эссе были речами — и призывали слушательниц сбросить шоры и бороться за свои права. Она говорила тихо, совсем не повышая голоса, но с такой страстью, которая могла пронзить любое сердце, словно стрела — так же, как она пронзила мое. Меня очень удивило, что отец мог захотеть читать такую книгу. Я представляла себе, как он читает ее, лежа в кровати поздно ночью рядом со спящей матерью. Я видела теплый свет лампы, падающий на его пальцы, когда он переворачивал страницы. Может, он, как и я, хмурился, обдумывая какие-нибудь мысли или слова из книги. Или резко задерживал дыхание, сочувствуя или возмущаясь словами героини. То был первый раз, когда я смогла подумать об отце без ожесточения.

Повзрослев, я уговорила маму заказать все романы Вулф, и каждый раз, когда она брала меня с собой в магазин, я, забравшись в угол, с жадностью глотала страницу за страницей. Я очень боялась, что кто-нибудь купит эти книги, прежде чем я успею их прочитать. Но они не пользовались популярностью у местных интеллектуалов, предпочитавших Диккенса, Харди и Э. М. Форстера.

И вот я достала все книги Вулф, которые у нас были, и начала их расхваливать. Я рассказала о ее стиле, похожем на течение реки с неожиданными поворотами; ее проницательности; ее символах; ее героинях — талантливых женщинах с обреченными душами, не похожих ни на каких других — ни в литературе, ни в жизни. Я надеялась, что хотя бы одна или две книги найдут своего покупателя, прежде чем новый хозяин свалит их на склад, где их сожрут термиты. И я чувствовала, что этот молодой человек с насмешливыми глазами сможет оценить их по достоинству.

Когда я замолкла, чтобы перевести дыхание, он сказал, что мое красноречие убедило его и он покупает все книги.

Я неумело, но гордо завернула их в бумагу, стараясь казаться опытным и профессиональным продавцом, но, когда он спросил, не работаю ли я в этом магазине, я, не выдержав, рассмеялась. Управляющий Бабу бросил на незнакомца суровый взгляд, чтобы поставить молодого человека на место, и сказал ему, что он разговаривает с мисс Анджали, дочерью владелицы магазина.

Но это, кажется, не произвело должного впечатления на юношу.

— А, мисс Анджали… Тогда неудивительно, что вы так начитанны. Вы, наверное, учитесь в колледже, где изучаете литературу?