Ян Войк - Изнанка

«Что же может случиться? Что мы делаем не так?!» – этот вопрос тысячный раз скрёб по мозгам, причиняя почти физическую боль. Шагая замыкающим, Милавин так зациклился на собственным мыслях и ощущениях, что даже не сразу заметил, когда всё началось.

Чтобы обогнуть метро «Беляево», они свернули во дворы, и, сильно забрав влево, выбрались уже не на Профсоюзную, а на улицу Миклухо-Маклая. Напротив них, вытянувшись гигантским китом-левиафаном, возвышалось здание торгового центра, облицованное ярко-оранжевыми плитами вперемешку с зеркальными вставками окон. Иван снова сверился с картой и повёл их вдоль по улице на восток. Сашка не возражала, покорно шла за Поводырём, хотя немного замедлила шаг. Милавин решил, что это из-за усталости.

Но когда они миновали торговый центр и по правой стороне дороги начались ряды алюминиевых гаражей-ракушек, девочку вдруг резко повело в сторону, будто пьяную. Она ещё попыталась удержать равновесие, но нога зацепилась за ногу, и Сашка плашмя рухнула бы на асфальт, если б Андрей не успел подставить руки и поймать её.

– Что?! Что случилось? – поддерживая дочь, он опустился на колени и повернул её к себе.

Сашкино лицо стало похоже на восковую маску, матовая безжизненная бледность, губы – чудовищного серо-синего цвета, а глаза начали закатываться вверх, так что видно было только белки.

– Саша! Сашенька, посмотри на меня! Посмотри на меня, родная! – Милавин осторожно похлопал дочь по щекам, они были сухими и холодными, – Ну же, смотри на меня!

Это помогло. Девочка пришла в себя и даже смогла сфокусировать взгляд на отце.

– Что с тобой? Ты устала?

– Папа… я устала… – едва различимые слова давались ей с огромным трудом, она часто с хрипом заглатывала воздух, будто выброшенная на берег рыба. – Очень устала… Мне холодно…

Несмотря на то, что дождь давно перестал, плащ-палатка Поводыря всё ещё была накинута девочке на плечи, и Милавин постарался укутать дочь грубой брезентовой тканью.

– Так лучше?

– Нет… Мне холодно… – глаза снова начали закатываться, а лицо побледнело ещё больше, хотя казалось больше уже некуда, голова откинулась назад и безвольно повисла.

– Саша, нет! Смотри на меня! Смотри на меня, родная! – он даже встряхнул её. Маленькая ручка отчаянно вцепилась ему в предплечье, девочка подтянулась и прижалась щекой к его груди, свернувшись калачиком.

– Что с ней? – спросил Иван.

– Не знаю! – голос Милавина прозвучал зло, резко, даже истерично.

– Надо уйти с дороги. Давай, к гаражам. А там разберёмся.

Андрей поднял дочь на руки и понёс к тротуару. Она была лёгкая, очень лёгкая, гораздо легче, чем накануне в метро, казалось, он несёт только ворох одежды, а не ребёнка. Милавин сел на корточки под гофрированной стеной гаража, изогнувшись всем телом, сбросил с плеч ранец и снова заглянул в мертвенно бледное лицо девочки.

– Саша, говори со мной! Ну! Тебе больно? Скажи, где болит?

Она даже не открыла глаза, только через силу прошептала непослушными губами:

– Папа…

Быстрыми судорожными движениями он щупал всё её тело, ни крови, ни каких-либо повреждений не было и всё-таки…

– Она умирает! – Андрей выкрикнул эти слова и тут же оборвал сам себя.

«Нельзя так говорить! Ни в коем случае. Слова имеют силу… Но она не может умереть! Ведь не было выстрела! С чего ей умирать».

И всё-таки Сашка умирала, чтобы понять это, достаточно было лишь взглянуть на девочку.

– Не давай ей спать, – предупредил Иван. – Мы её не разбудим.

– Саша, Сашенька, родная, открой глазки. Ну, открой. Посмотри на меня, пожалуйста, – твердил он, гладя её по лицу. Потом снова ударил по щекам: Саша!

Она подняла веки и взглянула на него снизу вверх. Глаза, подёрнутые серой пеленой, были уже вовсе не такими голубыми, как десять минут назад.

– Папа… Холодно… – вяло, неуверенно она попыталась плотнее прижаться к нему и одновременно укутаться плащ-палаткой. Но у неё ничего не вышло, руки запутались в плотной брезентовой ткани, и Сашка сдалась, снова обвиснув у отца на руках. Глаза начали медленно закрываться.

– Саша, не спи! Не спи, слышишь меня! Скажи что-нибудь!

– Тихо! – вдруг прошипел Иван, вскидывая автомат к плечу. – Кто-то идёт.

Милавин тоже услышал чужие шаги, где-то совсем рядом, кажется, за соседней «ракушкой». Хруст щебня, которым была усыпана земля между гаражами, становился всё громче. Впрочем, тот, кто подходил к ним, особо не прятался, он шёл торопливо, почти бежал.