Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря

А недалеко от Красной площади, рядом с могилой неизвестного солдата стояли и смотрели широко открытыми испуганными глазами на смену караула дед и внук:

— Дед, чего это было, а? Телепортация, как в компьютерной в игре Думе? — спросил Алёша.

Дед снял очки, глаза протер платком, потом высморкался громко, что караул вздрогнул, и ответил внуку:

— В Думе? А кто его знает, Алеш? Говорил мамке твоей, не покупай ты эту цифровую камеру, лучше простой плёночный фотоаппарат. Нет, не послушала, купила. Пять мегапикселей! Трёхкратный зум! Где китайцы, а где мы?

Река Ока, что рядом с нашим домом, этим апрельским утром подвязывает посёлок Досчатое широкой искрящейся на солнце снежной лентой. Там, в глубине, как рассказывают приходящие с неё в больших шубах с ящиками за спиной досчатинские рыбаки, подо льдом стоит много рыбы. Почему она стоит, а не плавает в своё удовольствие, рыбаки за улыбками на раскрасневшихся лицах держат в секрете. Они благоговейно, словно моисеев ковчег открывают свои ящики и извлекают скрижали — окуней. Законы рыбной ловли строги, не соблюдать — рыбы не поймать. На что ловить — мотыля или опарыша, как держать мормышку и трясти ей, наконец, в каком месте реки бурить лунку и на какую глубину опускать леску — великие заповеди, из которых и состоит добрая уха. А правила её варки уже написаны на сердцах жён рыбаков, кто больше добавит в это действо своей любви.

Рыбаки многое знают о своём чудесном ремесле, но одно они не знают точно — почему река начинает идти ночью? Весь посёлок каждую весну просыпается от грохота и скрипа ломающегося на реке льда и зачарованно наблюдает из сонных окон в лунном свете серебристое движение по тёмной воде.

Но, говорят, так было не всегда.

Очень давно, когда ещё не было нашего посёлка в этих лесных местах жил немой старик, коего и имя забыто. Сколько ему лет, он и сам не считал, а только помнил, что мальчишкой он вместе со взрослыми бежал в эту глушь от московского царя и патриарха, сохраняя старые русские обряды.

Как-то ясным морозным утром прорубил он топором на середине реки лунку, сел на чурбан, укутавшись в шубу, опустил верёвку с крючком и наживкой в лунку, намотал верёвку на руки и стал ждать. Долго так сидел, уже и солнце над головой через реку проплыло и к лесу стало спускаться, а рыбы всё не было. Только без конца замерзающую лунку приходилось пробивать.

И в это долгое время ожидания старику в голову лезли разные мысли — о Москве. Он никогда там не был, но по бабушкиным рассказам в детстве представлял её, похожую на чудесный небесный град из книг, искрящийся золотыми куполами храмов. Только там крестятся тремя перстами и служат по-киевски. Кланяются в пояс, три раза аллилуйят, да против солнца ходят. Тремя пальцами креститься, двумя пальцами, думал старик, какая разница? Богу ведь сердце нужно, не пальцы. Ну, три так, два вот так, или этак — вынимал старик руку из рукавицы и складывал ладонь, — Бог Троица и две природы Христа, божественная и человеческая, и в этой череде пальцев получается, и этой. А в Византии, кто-то говорил, вообще одним большим пальцем на лбу крестились. А всё из гордыни ведь! Царь Алексей Михалыч задумал, изгнав османов, воссесть на престол в Царьграде во главе всего мира православного. Для энтово и задумал с желающим стать первым византийским патриархом Никоном соединение со гречанами. Ну, не пошёл бы дед его супротив Никона в раскол, смирился бы сам, остался бы в Москве граде. И не сидел бы евонный внук сейчас посередь бескрайнего речного белоснежья, на холодном ветру, глядя в страшную, будто адску, темень лунки. А, может быти, стоял внук бы на московской литургии в обрамлении икон и свечей и созерцал бы манящее злато распахнутых царских врат.

И вдруг верёвка натянулась, да так сильно, что руки старика угодили в лунку. Он сбросил с рук сырые рукавицы и начал тянуть верёвку. Хорошо ещё, что она за чурбан была обмотана, а то бы утопла вся. Старик начал вытаскивать потихоньку её, перебирая мёрзнувшими руками, тяжело, но всё-таки одолевал сильную неизвестную рыбу на другом конце. И вот та показалась — огромная щучья морда из бездны. Старик наступил на верёвку, обмотал её за чурбан, схватил топор и начал рубить лёд, расширяя лунку. Щука неистово бултыхалась, пытаясь уйти в глубину. Но вот последний взмах, лунка большая и старик, отбросив топор, подтянул на верёвке сильную рыбу. Щука открытой пастью высунулась из воды, взглянула зло на старика, подпрыгнула и вцепилась зубами за его правую руку. Он тут же попытался освободиться и обнаружил или, лучше сказать не обнаружил на них пальцев. Нет пальцев, только красное месиво! И за резкой болью в руке и кровью рыбы тоже уже не увидел.