Арман Лану - Песочные замки

— Правда, — сказала она удивленно. — Откуда вы знаете?

Я был в бешенстве. Не мог же я позволить этому лицедею вместе с его одалиской присвоить себе мою реку! Против воли я ответил:

— Эту чудесную реку заперли в клетку! В Mo канал по крайней мере еще чистый! В нем отражается небо. По берегам растут золотистые ирисы. А в ивах живут голубые птицы.

— Я так и вижу их, — воскликнула Сесилия, хлопая в ладоши. — Они светятся. Настоящие жар-птицы, голубые-голубые. Никогда бы не подумала, что вы все это знаете, Ален.

— Трудно угадать, о чем думает другой человек! Когда я брожу по набережной Вальми, меня всего трясет при виде этого мутного от цемента канала, который дальше просто уходит в трубу!

— Потом я жила в Пантене, — продолжала она. — Недалеко от Гран Мулен. Там тоже течет Урк. Только там она пахнет мазутом. А теперь я здесь, по-прежнему рядом с каналом. Вот и все.

— Какой фильм можно было бы из этого сделать! — вздохнул Марсель. — Нет, вы только представьте себе! Маленькая девочка играет на берегу маленькой речки… Кругом цветы…

— Птицы.

— Идиот! Речка растет, и девочка тоже. Обе приобщаются к цивилизации. Речку направили в полезное русло. Чтобы не своевольничала. Девочку тоже.

— Они выкачали из нее все что можно и отправили в сточную канаву за ненадобностью, — сказал я зло. — Простите, Сесилия.

Очень странная девушка! Она спросила:

— Вы снимете такой фильм, мсье Марсель?

— Что? Ах да, конечно! Я поговорю с Джоном Пьерпоном из «Универсаля». Но он вряд ли поймет… насколько это трогательно… поэтично… Ничего смешного тут нет! Да что с тобой, Ален? Ты плачешь?

— Отстань от меня! Отстаньте от меня оба!

— Почему вы плачете, мсье Ален?

— Потому что я бездушный. Потому что я не знаю… Да, да! Не знаю!

— Пойдемте потанцуем, Ален. Ни вы, ни Марсель за весь вечер еще ни разу не танцевали. Вы только разговариваете.

Я обнял Сесилию. Все, как я и предполагал. Слишком поздно. Она была статная, с пышными формами, моего роста. В какой-то момент она шепнула мне на ухо:

— А про реку я все поняла.

— Я знаю, Сесилия.

— Вот и хорошо. У вас такой замечательный друг. Красивый. Высокий. Воспитанный. Сильный. Богатый.

— Еще бы, киноартист!

— Мне так нравится кружиться в обратную сторону!

Я не удержался и задал нехороший вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

— Вы не закрываете глаза, когда кружитесь?

Она сделала вид, будто не слышит.

— Обязательно приходите к нам еще вместе с Марселем. Мы будем друзьями все трое. С вами потому, что вы знаете Урк, а с Марселем, с Марселем…

— Потому что он красивый.

— Вот именно. У нас весело, правда? Бал каждую субботу. Фараоны к нам никогда не заявляются. Не бывает ссор.

— Мадемуазель Сесилия, я хочу… Я хочу попросить вас об одной вещи, очень важной…

Я дрожал, как лист на ветру. Наконец я выговорил:

— Пожалуйста, посмотрите мне в глаза. Не опускайте голову. Сесилия? О! Сесилия!

— Да.

— Вы…

— Ну конечно. Вы разве не заметили? Я-то сразу поняла, что вы не из наших.

— Но… А остальные, Сесилия?

— Тоже, конечно.

— Все?

— В большей или меньшей степени. Но вы послушайте их, Ален! Если бы вы знали, насколько это не имеет значения…

Когда, спустя столько лет, я вспоминаю глаза Сесилии, я вижу два тихих озера с матовой зеленоватой водой, в которой плавают опавшие листья. Теперь я знаю, что это были глаза моей сестры Урк. Но в тот вечер у меня пропала всякая охота танцевать с партнершей, которая может вальсировать в обратную сторону, не закрывая глаз, и у нее не кружится голова. Оглядевшись, я увидел разом все глаза, глаза завсегдатаев кабачка слепых. Я убежал оттуда, бросив Марселя, и с невыразимым облегчением снова очутился в темноте, вдали от синего света, среди улиц со снежными шлейфами.

Так люди поворачиваются спиной к своей судьбе, потому что они слишком молоды и ничего не понимают в жизни.

Последнее, что я запомнил, это лицо Ужасного Марселя. С тех пор кино давно стало звуковым, но, несмотря на красивый голос, дела Марселя так и не поправились. Иначе я бы это знал! Единственное, что мне известно, это что он женился на Сесилии.

Наверняка она по-прежнему говорит ему, что он красив как бог или как велогонщик, что, в сущности, одно и то же. Но я знаю точно: в тот вечер я упустил счастье своей жизни! Я слишком поздно узнал свою реку, когда она текла мимо, и испугался ее пустых глаз…