Арман Лану - Песочные замки

— Извините, пожалуйста, — сказала официантка, — наши клиенты привыкли. Идите за мной…

Идти за ней было приятно. Кудрявая, как барашек — только парикмахеры восточной части Парижа владели тогда секретом такого перманента, — с осиной талией и звонким смехом, она была похожа на романтическую фарфоровую куклу.

— Вы не из общества? — спросила она.

— Смотря из какого! Принесите-ка нам два коньяка и воду.

— Двойных?

— Да, двойных. И два сандвича с ветчиной.

Она ушла, оставив нас в полном изумлении. В этом «Кабачке счастья» было довольно уютно. Появились коньяк и сандвичи, и я неожиданно пришел к выводу, что в жизни есть кое-что хорошее — разумеется, если не требовать от нее слишком много. Вдобавок играл аккордеон. То было прекрасное время, когда все танцевали яву. Теперь много говорят о тридцатых годах. Тридцатые годы в моде. Меня-то мода заботит мало. Я сам делаю моду. Денег у меня куры не клюют. Бывший мальчик на побегушках добился успеха в поп-арте, и сам черт мне не брат. Но, по-моему, в этой моде на вчерашний день слишком много внимания уделено чарльстону и незаслуженно мало — яве…

Миновала полночь, кабачок мерно покачивался в полумгле, словно старый баркас. Официантку звали Сесилия. Румяная, проворная, в короткой юбке, с высоко поднятой головой, она сновала по залу, как пламя по пуншу.

— Повторите коньяк с сандвичами! Умираем! — крикнул Марсель.

— Бегу, красавчик блондин…

Волосы у Марселя были черные, как вороны на башне Сен-Жак. Я имел бестактность хихикнуть.

— Ну, конечно, — сказал он. — Я не красавчик и не блондин…

— Я не хотел тебя обидеть.

— О, меня обидеть трудно. Особенно с тех пор, как режиссеры стали говорить мне, что я похож на катафалк!

Сесилия вернулась с коньяком. Я задержал ее, взяв за локоть.

— Мадемуазель, пожалуйста, скажите моему другу, что он красивый.

— Конечно, красивый, — сказала она. — У него голос, как зеленый бархат…

Ее позвали к другому столику. Уходя, она бросила мне:

— А у вас голос мальчишеский, еще не сломался окончательно… Вы даже в армии еще не служили!

Марсель покачал головой.

— Ну, уж это она чересчур! — сказал он. — Через край хватила!

— Так-так, скажи еще, что это тебе неприятно!

— Кретин!

Мы снова выпили коньяк и съели сандвичи. В те времена все казалось вкуснее, особенно с голодухи! Вдруг Марсель почему-то спросил:

— Хм, забавно. Неужели в этом шалмане нет ни одного зеркала?

Вот тут-то и надо было встать и уйти. Во всяком случае, мне. Слова очаровательной, хотя и слегка взбалмошной официантки усиливали то чувство беспокойства, которое с самого начала вызывал во мне этот синеватый свет. Меня смущали кое-какие мелочи, но этот идиот не замечал ничего и только вливал в себя дикими порциями коньяк. У Сесилии манера чуть чаще, чем нужно, касаться клиентов кончиками пальцев. Это не принято! И полное отсутствие зеркал… Обычно в таких кабачках ими увешаны все стены. Объяснить это тем, что, скажем, здешняя клиентура начисто лишена тщеславия, невозможно. Да, да, именно в тот момент и нужно было уйти, пока Сесилия еще не сняла фартук, не подошла к пианино и не запела песенку, которая могла бы послужить прелюдией к этому рассказу, рассказу о прошлом, утонувшем в водоворотах за кормой Великой Баржи.

Марсель с восторгом уставился на нее.

— Вот это талант! И какая естественность! Ах, как жаль, что кино немо! Она бы всех свела с ума! И голос такой нежный, в нем есть что-то нездешнее. Лань! Психея! Одалиска!..

— На, выпей и успокойся.

Мы медленно плыли на волнах ночи. Веселье продолжалось, но какое-то небурное, ровное. Почему Сесилия подсела к нам за столик? Потому что мы были для нее новыми людьми? Зачем принялась расспрашивать этого дылду Марселя? Да еще так забавно!

— Вы парикмахер?

— Что? Нет. Не совсем.

— Я очень люблю парикмахеров. У них длинные пальцы, и они едва касаются вас. А кожа у них нежная, как у лягушек, потому что они всегда гладко выбриты. И пахнет от них приятно. По-моему, все парикмахеры очень красивые. Вы тоже очень красивый, мсье Марсель. Вы откуда-то из леса, из Виллер-Котре. Вы, наверно, лесничий или смотритель. Потому что вы в сапогах.