Владимир Шпаков - Смешанный brак

– Стоп, стоп! Ты, Фридрих, ни черта не знаешь про автомобильные технологии, так что будь добр, выражайся в соответствии с породившей тебя эпохой!

– Хорошо, выражусь в соответствии. Вы – цивилизация робких рабов. Такие рабы уже не поднимут восстание, как Спартак, они с удовольствием носят свои оковы и клейма на теле. Ведь эти оковы такие красивые: ну просто браслеты от Сваровски! А эти клейма такие забавные, они уже и не клейма – а тату, завлекательные и эротические…

– Опять лезешь не туда? Какие «тату» в девятнадцатом столетии?!

– Что делать, если я – порождение твоего сознания? Точнее, подсознания. Не цепляйся, в конце концов, к мелочам, ты прекрасно понимаешь, о чем речь! О том, что европейцы превратились в послушное стадо овец, которое ходит на выборы, стирает границы, порождает дурацкие законы и думает, что управляет миром! Иногда они еще устраивают забастовки, но это же пародия на сопротивление, дурной спектакль! Ну?! Ты же сам не раз говорил об этом со своим приятелем Гюнтером! Он тоже ненавидит это стадо, но выход видит в другом: он – антиглобалист. Он любит группу «Rammstein». Он…

– Да знаю я все про Гюнтера! Но он тоже здесь не был, и не понимает, что Сверхчеловеком может быть какой-нибудь пьяный Михась с ножом в кармане.

– Вот именно: Михась! Или всемогущий он , владеющий половиной этой страны. А ты ищешь здесь еще одного Нормана!

Пауза, я размышляю.

– Боюсь, еще одного я не найду. Я его потерял, Нормана. То есть мы его потеряли.

– А по-другому и быть не могло. Помнишь, что говорил старый солдат? Одна из пословиц здешних людей гласит: «Не в коня корм».

– Не в коня корм? Может быть, может быть…

Я прерываю диалог, иначе, как и Ницше, кончу сумасшедшим домом. А сумасшедшие дома в этой стране – далеко не швейцарские клиники, они гораздо хуже.

Приблизившись к строениям, размышляю: стучать в двери? Или не стоит? Не стоит, решаю я, огибаю дома и направляюсь к трассе.

Вечером раскладываю под кустом спальный мешок, мажу лицо и руки мазью от комаров, только сон не идет. А еще луна в лицо светит! Я отворачиваюсь, но теперь мешает гул трейлеров на трассе. Я еще не привык к этому гулу, как и к кузнечикам, что без умолку стрекочут вокруг.

В конце концов, звуковое (и световое) шоу заставляет выбраться из спального мешка. Взгляд вверх, на россыпь Млечного пути, порождает ощущение потерянности, неприкаянности, словно ты полностью оторван от мира людей. Наползающий ночной холод усиливает это чувство, и я начинаю судорожно рыться в рюкзаке. Вот он, теплый свитер! Я его натягиваю, роюсь дальше, ища носки, и вдруг натыкаюсь на что-то твердое. Что это? Ага, доска с изображением Девы Марии! Будь я местным жителем, я бы помолился ей о ниспослании спокойного сна, но, к сожалению, я не умею молиться доскам. Поэтому вытаскиваю ноутбук и, раскрыв его, вперяюсь в мерцающий экран.

Вот средство, восстанавливающее разорванную связь с миром. Спасибо тебе, неизвестный спутник связи GSM, плывущий среди звезд! Спасибо Биллу Гейтсу, изобретшему компьютер! Спасибо Францу, подарившему мне его ко дню рождения! Вот настоящая икона – экран компьютера! Это альфа и омега нашей цивилизации, а разрисованные деревянные доски интересны лишь ортодоксам, живущим в лесных скитах…

Написать о моих приключениях редактору? Но он вряд ли поместит такой материал. Я лучше напишу другое послание, которое полетит не назад, а вперед, опережая меня, тихохода.

Я познакомился с Вальтером в одной из командировок, и основой для сближения, как ни странно, оказалось знание чужого языка. В остальном мы были разными: Вальтер длинный и нескладный астеник, мой же рост едва дотягивает до среднего, а телосложение выдает пикника. Я был погружен в немецкую жизнь, и если бы не брат, вряд ли бы заинтересовался востоком. Вальтер же занимался настоящими исследованиями русской истории, даже писал большую работу об осиротевших детях. Опять же, я не чувствовал никакой вины перед этой страной, а у Вальтера был настоящий комплекс. Что-то в прошлом его семьи таилось такое, из-за чего лицо человека, родившегося спустя десятилетия после страшных военных событий, порой сводила судорога.

– Неужели ты ничего такого не чувствуешь?! – поражался он.

– Нет, – отвечал я, – не чувствую. Я вообще предпочитаю жить в настоящем, а не мучиться из-за прошлого.

Я рассказывал о счастливом браке Франца, хвастался, что тоже женюсь на русской, возможно – на сестре Любы, жены брата. Это был блеф, я эту сестру видел только на фотографиях, но нам ведь хочется хороших сценариев жизни, а плохих – не хочется…