Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Пригибаясь невольно от жары, миновали еще метров, наверное, пятьдесят, и вот он, по правую руку открылся клуб посольства — массивное, двухэтажное, царское еще здание с бильярдной, столовой, зрительным залом, где на первом этаже несколько огромных комнат занимало Бюро АПН.

Молчун Кузьмин, безо всяких эмоций оттянув на себя щербатую дубовую дверь, пропустил вперед Сташевского. «Невероятно, — мелькнуло у Саши, — возможно, сам Грибоедов переступал сей порог?» Саша ступил в вестибюль и…

Предупредили их, что ли? Наверняка предупредили. Кто?

Встречая нового шефа, в неровную нервную линию выстроились восемь человек. Иранцы. Переводчики, экспедиторы, шоферы. Мужчины и женщины. И хорошенькая девушка, державшаяся рядом со стариком, отцом или, возможно, дедом. Все они смотрели на Сашу со смирением, но больше с надеждой — он заметил в них и первое, и, конечно, второе и подумал о том, что подвиги, наверное, придется совершать с этими людьми, но годятся ли они для подвига, было большим вопросом с заранее готовым ответом.

— Так и хочется крикнуть: равняйсь! — сказал Кузьмин.

— Равняйсь! — тотчас подхватил вылетевший из строя самый раскованный, нагловатый иранец лет тридцати пяти.

Все засмеялись.

— Господин Казарян, народ не считает вас командиром, — сказал ему Кузьмин и обернулся к Саше. — Вот вам командир, знакомьтесь. Александр Григорьевич Сташевский, ваш новый зав. Бюро.

Саше жиденько похлопали, он отозвался сдержанным кивком.

— Раис, возьмите меня заместителем! — выкрикнул Казарян.

— С удовольствием, — сказал Саша. — С понижением в зарплате — согласны?

— Остаюсь рядовым сотрудником, — среагировал Казарян.

Подходили по очереди, жали Саше руку. Скромный шофер Рустем, молодые экспедиторы Али и Хосейн, уборщица Сара и переводчики: Алик Казарян, почтенный господин Саид Гахремани и следом его дочь. Мехрибан, назвалась она Саше и тотчас отвела от него, уронила в сторону зеленые глаза. «Любимая, — перевел про себя Саша ее имя. — Красивая девушка, очень», — подумал он, но тотчас об этом забыл.

Осмотрел ныне свой, бывший Щенникова, кабинет.

Обстановка изумила. Письменный стол — корабль, лампа — кремлевка с плоским зеленым абажуром, два массивных кожаных кресла, диван, сейф. Типичная, едва ли не сталинских времен мебель. Музей, декорация для исторического фильма. «Дедово время, его бы сюда самого, — мелькнуло у Саши, но тотчас им самим и было оспорено: — А зачем, чтоб еще раз пережить прежний ужас?» Повсюду кричали следы образцового чекиста Щенникова. Клочья бумаги, распотрошенные ящики стола, открытый сейф, на столе и на полу — пустые бутылки из-под «Столичной», как свидетели напряженных разведывательных раздумий, ответственных решений и финального бегства. «Как много хаоса способен произвести всего один хороший разведчик», — подумал Саша. «Я уберу, раис, не беспокойся», — сказала Сара, и он согласно кивнул.

Потом Кузьмин провожал его до дома. «Этот Казарян, не веваковец ли случайно?» — спросил Саша. «Весьма возможно», — согласился Кузьмин. «Они повсюду как тараканы, но вашей работе, я думаю, Казарян не помешает. Хотите проверить, не следят ли за вами? Натяните с утра, перед уходом в Бюро, длинный волос на двери квартиры — вечером все станет ясно». — «Хороший совет. Вопрос: где взять волос?» — «Этого добра я вам достану. У жены попрошу». «Спасибо вам, спасибо, — ответил Саша и внезапно подумал: Любопытно, знает ли Казарян Макки?»

От клуба спустились по улочке вниз, мимо армянского продуктового магазина «Арзуманян» и уличного торговца фруктами, заклинавшего покупателей нещадным битьем в ладоши и истошными криками о скидках, пересекли забитый машинами проспект, и вот он, рядом с кинотеатром исламского кино, дом, на втором этаже которого отныне проживает зав. бюро. Было еще не поздно, и Саша с благодарным и горячим желанием пригласил пресс-атташе к себе на рюмку чая.

«Извините, — сказал Кузьмин. — Вам надо выспаться. Первый день он всегда самый такой, по себе помню. Так что, спокойной вам ночи. Кстати, вам привет от Альберта. Костромин Андрей Иваныч просил передать, наш генконсул, уж очень он жаждет вас повидать». Саша вспыхнул, сердце в нем дернулось, но устояло, вида он не подал. «Спасибо, — сказал он. — Повидаемся. Спокойной ночи».

Поднявшись на свой второй, не сразу справился с простым замком.

Справился и первым делом плеснул себе виски.

«Достали, — подумал он, — теперь еще возник какой-то Костромин. А сам-то Кузьмин? Сначала понравился. Скучный он, пресный, живет, наверное, неинтересно, но жить хочется хорошо и весело. Хорош, чувачок. Значит, тоже „с горы“? Теперь понятно, как он относится к послу, перестройке, к любому свежему сквозняку вообще. Второй он секретарь и чистый дипломат? Как же, разбежались! Есть ли они в посольстве вообще, чистые дипломаты? Разве что сами послы, все остальные — вряд ли. Потому что, кроме ГБ, наверное, существуют под крышей посольства еще и нелегалы из внешней разведки и из разведки военной. Но если это так, то как может нормально жить страна, в которой все посты за границей принадлежат разведчикам? А, может, именно поэтому она еще и живет?»