Инго Шульце - 33 мгновенья счастья. Записки немцев о приключениях в Питере

Россия, думал Флориан Мюллер-Фрич, Россия. Картины закружились быстрее: необъятные просторы, плывущие облака, далекий горизонт, деревья и луга, солнце и вода. Губы его расплывались, плечо опускалось, опорная нога делалась все короче. Ему оставалось всего несколько движений… Флориана Мюллера-Фрича хватило еще как раз на четыре шага, затем он медленно опрокинулся, упал на бок. Толстые ноги задергались. Подтянув колени к подбородку, он закрыл руками свою улыбающуюся физиономию.

Прохожие устремились к нему, обступили крошечную оградку на краю тротуара, где не было ничего, кроме грязи и собачьих колбасок, и где когда-то прежде стояло дерево. Окна наполнялись народом, все показывали на скрючившуюся кучу мяса, и кто-то фыркнул: «Мюллер, ты, морж усатый!» Но он уже ничего не слышал.

Когда пришла «скорая», Флориан Мюллер-Фрич уже так размяк, что пришлось посылать за пластиковыми мешками. Однако дело слишком растянулось: к их прибытию останки Флориана Мюллера-Фрича совсем растеклись и просочились в землю, оставив свежее темное пятно на земле и сладковатый запах пота.

На следующий год в оградке недалеко от наперсточников вырос нежный побег, — молодой тополек, который в мае погиб под колесами милицейской машины.

«АХ, ЭТА…» [5] Цитаты из пьес Чехова «Три сестры», «Дядя Ваня», «Чайка», «Платонов». — мысленно застонал Алеша, когда ему открыла маленькая женщина. Он вспоминал о ней, только когда вновь ее видел. Как и раньше, это его испугало. «Не бойтесь, он сегодня в хорошем настроении», — сказала Вера Андреевна и приподнялась на цыпочки, чтобы снять с Алешиных плеч пальто. Но он уже держал его одной рукой за воротник и ждал, когда она даст ему плечики.

Алеша так хорошо знал квартиру, словно снимал здесь комнату. На вешалке красного дерева висели все те же куртки и пальто, на полке для шляп он увидел те же самые шапки, а внизу лежал тот же самый темно-зеленый резиновый коврик, что и десять лет назад, когда как раз после экзаменов Семен впервые пригласил его к себе домой.

«С Новым годом, дорогая Вера Андреевна, всего самого лучшего…» — он отдал ей завернутые в прозрачную пленку розы, три желтые розы на длинных стеблях, за которые он заплатил больше, чем за две бутылки водки, что покоились теперь у него в сумке через плечо.

«О-о-о! Алексей Сергеевич, это великолепно, в эту-то пору такие розы, такие великолепные розы! Вы сошли с ума!»

Три прекрасные розы — и вот он подарил их этой женщине, с которой его ничто не связывало, о которой он знал только, что Семен о ней никогда не говорил. Может, сейчас же, сию минуту, не сходя с места, вырвать у нее эти розы, первые розы на длинных стеблях, которые он вообще смог купить своему другу и учителю? Даже с листьями. А он их просто взял да отдал.

«Идите, Алеша, сюда, по коридору!» — шептала она.

Он сунул расческу в карман и взял свою светлую сумку. Вера Андреевна приоткрыла дверь в комнату. Семен лежал на диване, закинув согнутую ногу на спинку, другая была накрыта клетчатым шерстяным одеялом. На нем был темно-зеленый пуловер с круглым вырезом, и он так же нервно щурил глаза, как и прежде, когда в начале лекции искал взглядом Алешу среди слушателей.

«Кто это?»

Вера Андреевна была уже рядом, взяла очки со столика у его подушки и заложила дужки ему за уши.

«Смотри-ка, дорогой, Алексей Сергеевич Анухин, твой любимец, а эти розы — мне!»

Семен поднял голову с подушки. Он откинул одеяло и перебросил длинные ноги на ковер. Вера Андреевна помогла ему сесть.

«Алешенька!» — Семен боролся с отрыжкой. Алеша ждал, пока он поправит махровый халат, надетый поверх пижамных брюк. Вера Андреевна так подставила шлепанцы ему под ноги, что ему оставалось лишь сунуть в них пальцы и, держа попеременно одну ногу перед другой, постукивать по ним, пока пальцы не продвинутся до самого носка.

Они молча приветствовали друг друга. Только когда Вера Андреевна с розами в руках вышла из комнаты, Алеша присел на корточки, обхватил руки Семена, прижал их к губам и чуть не заплакал. Семен поцеловал его в лоб.

«Три года, Алешенька, целых три года», — Семен отнял у него руки, чтобы продвинуться вперед.

«Ну-ка, встань!» — он провел рукой по волосам своего ученика. Алеша остался сидеть на корточках.

«Возьми себе стул, или не надо, мы сядем вот сюда…» — Семен указал на стол и плотно сжал губы. Снова отрыжка застряла у него в горле.

Алеша не знал, что ему делать. Он так хотел сказать: «Прости!» Но в чем ему себя винить? Он звонил Семену, написал ему. Пока Алешина мать не переехала из Петербурга к ним в Харьков, визиты были само собой разумеющимися.