Глазник подписал направление, не сходил с ума, не заснул, и за это Лёха его мысленно похвалил, назвал фре-зеровщиком от медицины.
Ушник выяснил, что слух у Лёхи притупленный, но от заводского шума, слегка, словно Лёха ушами две строч-ки не слышал.
— Употребляете? — ушник отвернулся и дышал в сторону, на клизьму для вымывания пробок из ушей.
— По праздникам, почти не употребляю, — Лёха с интересом рассматривал грязную плевательницу, в которой лежали окурки сигарет и папирос.
Ушник тоже пролетел со свистом, словно болт над станком.
Лёха воспрял духом, медосмотр проходил в темпе бального танца, и к обеду — свобода и шалман с пивом, рыбой и дружескими разговорами: кто в цехе самый луч-ший, а кто — самый дурак.
Около двери следующего кабинета Лёха задержался, из кабинета с хохотом выскочил молодой слесарь, но уже подающий надежды с красным носом Витёк.
Витёк, красный, как креветка в борще, хохотал, нарочно зажимал одной рукой рот, а другой рукой с кар-точкой прикрывал причинное место, словно не в одежде, а голый загорает на пляже в Серебряном Бору.
— ГЫЫЫ! Лёха, там девка молодая в яйца лазит, рассматривает в лупу, как у воробья.
Я думал, что она сумасшедшая, или выдумала рас-сматривание гениталий для своего удовольствия, потому что глядит с видимым удовольствием, а она говорит, что важно, чтобы каждый работник с пониманием относился к своим обязанностям, тогда и лобковых вшей ни у кого на производстве не будет.
Врачиха недавно окончила институт, поэтому рабо-тает с усердием, дерматолог, мать её так и разэдак.
Медсестрой у неё на подхвате Ильинична, пенсио-нерка, так Ильинична голову воротит, нарочно в окно смотрит, но не на мужские штуки.
Иди, Лёха, иди, только хозяйство своё у врачихи не оставь на разведение, — Витёк снова захохотал, вызвал ин-терес у парней около другого кабинета — так морской ко-тик подзывает самку тюленя.
Витёк пошел к парням с интересной новостью, а Лёха застыл у дверей, не решался войти, хотя очередь его, и сзади напирали, подталкивали, требовали отойти, если Лёха передумал, словно на вилы напоролся на уборке картофеля.
— Следующий, — из кабинета окатило звонким деви-чьим голосом, и сигнальная красная лампа втолкнула за-гипнотизированного Лёху в кабинет — так инструктор вы-брасывает из самолета новичков парашютистов.
Лёха вошел, почувствовал, что ноги подкашиваются, как после пяти бутылок «Девятка крепкое».
Молодая, не старше двадцати пяти лет, врачиха пи-сала что-то в карточку; её длинные волосы лежали на пле-чах, и у Лёхи мелькнула мысль, что в волосах этих много вшей.
Разумеется, что у аккуратной врачихи, по профессии вшевыводительницы, вшей нет, но, если она так интересу-ется мандавошками, то воображение рисует вшей и в её волосах.
Ильинична скользнула взглядом по Лёхе, зевнула — не нужны ей мужики, свой — Афанасьич еще хорош.
Врачиха, не глядя на Лёху, протянула медным голо-сочком:
— Раздевайтесь до трусов!
Лёха возликовал: Витька заставили снять трусы, а ему — только до трусов, как стыдливому балерону.
Чувствует молодая врачиха, что у Лёхи нет и не мо-жет быть мандавошек, потому что следит за собой Лёха, особенно тщательно моется и дезинфицирует (если не за-будет) после встречи с девушками.
Лёха разделся до трусов, подумал, а, если бы не надел сегодня трусы под брюки?
Вот стыд, вот позор, словно бадью с помоями на го-лову вылили в заводской столовой.
Но трусы чистые, Лёха подозревал, что до трусов разденут, а дальше его воображение не шло, потому что не нужно, когда слесарю врачи между ног без причины загля-дывают, словно вертухаи, которые в заду ищут деньги.
Врачиха с серьезным и глубокомысленным видом академика педагогических наук встала из-за стола, граци-озной походкой балерины подплыла; волосы её летели бе-лыми голубями, и не похожа она на врачиху, а так — чисто-сердечная кадровичка или молодая помощница слесаря.
Лицо белое, ухоженное, без следов порока, без тени ночных клубов, но только в уголках губ застыла улыбка молодого специалиста венеролога.
Врачиха запустила тонкие пальцы в волосы Лёхи, шевелила, выискивала вшей — но в ежике волос вше не удержаться, как на корабле в бурю.
Затем девушка провела пальцами по коже Лёхи, при этом ни один мускул на лице её не шевельнулся, словно она гладила доску для гроба.
Лёха подумал, что также врачиха запускает руки в волосы женщин, старух, стариков и нет ей интереса до личности, а интересуют её только вши, будто она жената на клопе.
Читать дальше