Георгий Эсаул - Рабочий

Если бы она стала женой Лёхи, то он бы не воспри-нимал бы врачиху, как женщину, а относился к ней, как относится шофер-дальнобойщик к попутчице.

Впрочем, Лёха не уверен в своих чувствах, и никогда у него не было жены врачихи, и другой жены, даже кадровички не было.

— Чисто, — врачиха выдохнула, а затем выплеснула новый приказ — так командир полка огорошивает спящих солдат и офицеров: — Спустите трусы, мужчина. — Ника-кого особого выражения глаз, будто в глазницы залили расплавленное серебро.

Лёха трусы не снимал, стоял завороженный, будто ждал последний дилижанс на Лондон.

Наступил момент истины, подошла под ноги, а затем поднялась выше колен черта, за которой — новая жизнь, позор, унижения, и ничего иного, кроме позора и униже-ния в медицинском кабинете.

В седьмом классе Лёха тоже стоял перед выбором: герой, или не герой, но серая личность с проницательным взглядом.

С пацанами пошли на речку, взяли на пятерых три бутылки «Агдам» а, и счастливы в непорочном детстве — так радуются только моряки и виолончелисты.

Погода прекрасная, портвейн гадкий, вонючий, лез обратно из горла, но его пили, потому что других вкусов не знали, и портвейн издевался над личностью, как Европа смеется над Россией.

Тимоха показал наколку: ему старший брат на плече вытатуировал орла с пистолетом в клюве.

Брат Тимохи ходил в тюрьму, знает правила наколки, так что татуировка вызывала жгучую зависть у ребят, а Лёха подумал, что когда вырастет, когда сядет в тюрьму, то обязательно на правом плече наколет танк, а на левом — голую девушку с корзинкой.

Пили «Агдам» за дружбу, за татуировку Тимохи, за всё хорошее, что случится в жизни молодых ребят с доб-рыми словами и светлыми, как у альбиносов, чувствами.

«Агдам» быстро закончился, сельмаг далеко, да и де-нег нет, будто деньги улетели в дальние края, где ананасы и папуасы.

Около речки в поле стоял трактор, настоящий трак-тор из железа, а не из фанеры, как сейчас делают китайцы для нужд Российского сельского хозяйства.

Виталик предложил, но при этом долго думал, пыт-ливо смотрел в глаза товарищей, проверял перед нелегким делом:

«Давайте у трактора сольем горючее и по маленькой выпьем?

Люди пьют денатурат, пьют одеколон, корвалол, а мы — керосин, потому что — белые люди.

Не помрем, а, если худо станет — то два пальца в рот, для очищения организма от вредных веществ».

Пацаны задумались, но «Агдам» помогал, и Лёха с сомнением спросил, как на уроке обществознания:

«Трактор на керосине ходит, как самолет?

Может, в трактор солярку заливают?

В солярке и в керосине свинец, а свинец вредный, от него под глазами круги».

«Свинец, не свинец! Опа дрица, ца-ца! — Тимоха за-смеялся и похлопал Лёху по правой ягодице, будто снимал пыльцу юности. — Мы же по маленькой, а потом — выблю-ем — так плюют верблюды в пустыне.

Если верблюд сожрет гадость, то немедленно её вы-плюнет, пусть даже в харю надсмотрщика.

У них надсмотрщики ходят в красных туфлях с за-гнутыми концами, будто волшебники!

Тьфу на них!» — Тимоха сплюнул под ноги Лёхи — так вышло, не специально.

Авторитетный орел с пистолетом на плече Тимохи завершил дело, и пацаны пошли к трактору, как на осен-ний бал летчиков дальней авиации.

Около машины во всей красе спал сельский механи-затор: классический парень с вихрами и красным носом деда Мороза.

Парень храпел, а на губах его сидели три жирные зе-леные мухи с выразительными фасеточными глазами.

Мухи сказали Лёхе о многом: о близком конце сель-ского механизатора, но вслух Лёха свои догадки не выска-зал, иначе пацаны назвали бы его колдуном, наваляли по первое число, хотя и не сожгли бы на костре, потому что уже не принято сжигать колдунов.

«Во как! — Лёха догадался, потрогал щеку механиза-тора правым кроссовком. Кроссовок старый, грязный, но механизатор не обидится, потому что не узнает. — Напился горючего и дрыхнет в страду деревенскую.

У него бухла полный бензобак, как у беженца мешок полон хлебными корками».

Ребята слили в литровую банку горючего из бензоба-ка: воняло отвратительно, хуже, чем в сортире с хлоркой.

Банку с пойлом пустили по кругу — так индейцы за-пускают трубку Мира в полет.

Сначала по глоточку, на пробу, а очередь Лёхи — по-следний, и он надеялся, тянул время, что когда до него дойдет чаша, то на первом глотнувшем — Витьке уже ска-жется действие горючего из бака трактора.

Пацаны цедили сквозь зубы:

«Нормалёк!»