Георгий Эсаул - Рабочий

Штормило, но Лёха гордый, потому что не допился до слёз, как Миха, и не свалился, как Колян, упорно держал направление, словно хвост птицы Счастья в руках зажал.

Около станции — шалман, а около шалмана — мужики курят, нормальные трудяги по виду, не шелупонь, не балероны.

«Зайду, возьму чашечку кофе, — Лёха уговаривал себя, но ноги уже выбрали правильный путь, а руки толкнули дверь шалмана. — Кофе снимает алкогольную головную боль, тонизирует, специализирует.

Кофе без сахара, потому что сахар вреден для здоровья — так шутят американские актрисы».

— Два пива «Жигулевское барное», селедку под шубой, бутерброд с селедкой и луком, и сто пятьдесят «Путинки». — Лёха с удивлением услышал свой голос, когда заказывал кофе.

Кофе в заказе отсутствовал, словно его вырвали щипцами, как гнилой зуб.

После пива, селедки и водки Лёха постеснялся и кофе не заказал, потом закажет, когда придет время Икс.

Лёха аккуратно донес поднос с яствами до столика, присел лицом к окну, чтобы люди за окном веселили — так в дорогом ночном клубе господ миллионеров веселят балерины после работы на сцене.

За окном никто не дрался, торговали с лотков чепухой, поэтому Лёха отвернулся и смотрел в зал в надежде на представление с Петрушкой и Марьей Ивановной.

За соседним столиком боком к Лёхе выпивал и закусывал молодой майор, военный, поэтому — красавчик и мечта женщин, которых первый муж оставил с ребенком на руках.

На столе у военного не водка, а — коньяк в бутылке; не бутерброды с селедкой и луком, а — шашлык и оливье.

Лёха наливался классовой ненавистью, чувствовал себя крестьянином перед самураем.

В армии Лёха не служил по причине плоскостопия, словно забеременел, первый в мире беременный мужчина.

Сначала — потешно, когда друзья отлынивали от армии, косили под дурачков, но после армии, когда пришли — сразу выросли в глазах девушек, а Лёха не вырос, так и остался простым пареньком с сигареткой за ухом.

Военный смачно выпил из пластикового стаканчика, закусил коньяк бараньим боком, чавкал, как собака поводырь.

Лёха бросился бы с кулаками на военного, но понимал, что правда не на стороне рабочего: полиция встанет на защиту майора, а не слесаря с синяком под глазом.

И майор укатал бы Лёху с нескольких ударов, это Лёха отлично понимал, потому что горбатился у станка, пил дурное вино на производстве, а майор в это время обжирался в казармах шоколадом, икрой и качал бицепсы на станках, на которых девушки развивают грудные и ягодичные мышцы.

Лёха с трудом себя сдерживал, запивал пиво водкой, и наоборот, водку пивом.

Майор казался Лёхе морским гадом, выходцем из болот преисподней, где сера, зубовный скрежет и Горгоны Медузы со змеями на головах.

После очередного глотка военный предстал перед Георгием в образе сатаны с козлиными глазами и копытами скаковой лошади.

Сатану кружкой пива по голове не оглушишь, ногой не раздавишь — упадешь под стол.

Лёха придумывал для военного всякие гадости: майор в бане прелюбодействует с прапорщиками и солдатами срочной службы; майора судят за воровство казенного имущества; майор на службе, а его жена крутит роман с полковым оркестром.

Мысль о женщине майора, о его любовницах еще сильнее испортила настроение, словно Лёха нарочно свалился в сортирную яму.

Сначала Лёха наслаждался своими видениями, но затем, после мысли о дамах красавца майора, у которого и деньги, и военное обмундирование, и чин и красота — опустили Лёху на дно.

Ни станки, ни рабочая закалка не помогали, и Лёха пил, заказал ещё пива и еще водки, на закуску денег не хватало, а майор, словно нарочно, в усмешку над Лёхой, прикупил себе три бутерброда с красной икрой.

Лёха казалось, что майор находил удовольствие в издевательствах над рабочим, с цинизмом, со сладострастием опытного гомосексуалиста срывал с Лёхи маску добродушия и наслаждался моральным голодом простого слесаря.

Лёха искренне презирал себя за противоположность блестящему майору, плакал над своей судьбой, и слезы горохом летели в пиво и в тарелки.

Он понимал, что пьянка добром не закончится, что с каждой минутой злоба убивает миллиарды нервных клеток, а алкоголь уничтожает сиксилиарды клеток печени, но ничто с собой не мог поделать, потому что уйти из кабака просто так, где пиво и вино, где люди и майор — выше сил.

Лёха все переносил с твердостью надфиля, чувствовал, что решается его дело о чести и достоинстве рабочего с вареным вкрутую яйцом в кармане (яйцо Лёха купил в заводской столовой, на закуску).