Георгий Эсаул - Рабочий

Год назад он ловил чижей в Серебряном Бору, где много елок и попадаются приличные откормленные чижики.

Чижик на птичьем рынке не дорого ценится, но хоть какая-то копейка с него идет, на пиво и на колбасу хватит.

Птичка маленькая с клювом и лапками, чирикает, пыжится, словно банкир в тюремной камере, а пользы от неё больше, чем от курицы.

В Серебряном Бору Лёха долго стоял с сеткой около лица, водил руками по шершавой коре, ждал, когда кора снимет головную боль — так димедрол снимает усталость.

Кора не помогала, и через пять минут Лёха пинал дерево, ругал его дрянными словами, обзывал Буратиной, а затем — папой Карло.

Не так обидно, что головная боль не ушла, а обидно, что Лёха чувствовал себя несостоявшимся шаманом, лекарем без диплома, и лекарь сам себя не вылечит.

Нога выбивала дробь по дереву, отчего Лёха приходил в уныние, словно хоронил ногу.

Вдруг, из-за дерева вышла обнаженная девушка в туфлях на невысоком, но и не на низком каблучке — удобная обувь для флирта и прогулок по лесу, где мужчины лечат головную боль корой живых деревьев.

— Вы молодой человек, не буяньте в лесу, словно вас завели на ключик или поставили между ног алкалиновые батарейки, — девушка подула на наколку на правой руке — роза и кинжал, топнула ножкой, почесала под левой грудью. — Нельзя так, невозможно возмутительно, когда вы бьете дерево живое, уничтожаете в нём душу — так немецко-фашистские захватчики уничтожали Белорусских партизан.

Давайте с вами уговоримся: вы сейчас сядете на землю, я присяду вам на ноги, или прижмусь к дереву, и вы поведаете мне свои печали и тоску, что привели вас в лес, к священному дереву, а все деревья в лесу — священные, и они загораживают от нас Солнце.

У меня под правой грудью родинка, посмотрите на неё, клоповидную.

Люди боятся рака, а я не боюсь ни рака, ни СПИДа, потому что меня спасает живая сила природа.

Мы — натуристы, приходим в лес, разоблачаемся до основ, как позволяет нам мать-природа, прислоняется к деревьям и плачем — кто плачет душой, то глазами.

Видите мои невидимые слезы? Они в черепе, а не на лице!

Деревья забирают нашу боль и взамен отдают берёзовый сок и липовое лыко.

Нас, натуристов, много, иногда деревьев не хватает, но сегодня в лесу я одна, хотя этот факт не позволит вам рубить деревья ногами, словно вы не человек, а — Железный Дровосек с масленкой на голове.

Я вам кое-что высказываю, намерена взять вас в мужья, потому что я девушка свободная, хотя и люблю деревья больше, чем людей.

Но будьте любезны, выслушайте меня, оцените мой ум, здоровое тело — внутренности тоже здоровые, но внутренности я вам не покажу — стыдно и тяжело, когда нож разрезает живот, а из живота вываливаются фиолетовые кишки, похожие на крашеную ливерную колбасу.

Настолько ли вы терпеливы, чтобы выслушали меня до конца, историю моей жизни и историю моей будущей жизни с шампанским, березовыми рощами и кораблями.

Когда мы купим яхту, то на яхте посадим деревья, чтобы по утрам приходить к ним без одежд и питать тело от пальм в кадушках.

В нашем загородном доме, в спальне я тоже посажу деревья — дубы, они дадут тебе силу мужскую, а мне — долголетие и жёлуди палёные для супа. — Девушка взяла Лёху за руку, а он молчал, потрясенный сценой и удрученный головной болью, из-за которой потерял половину слов натуристки.

Пышные волосы на её лобке напоминали мох Черниговского леса.

Девушка приняла молчание Лёхи за робость и поцеловала его в лоб — так целуют покойника в гробу:

— Не держите на меня зла, друг мой милый.

Я же хочу добра нам и нашим детям, которые окончат музыкальное училище по классу фортепиано.

Наружность у меня потрясающая, а, когда в меня войдет сила трех елок, то я расцвету розовым кустом.

По существу дела вы ожидаете от меня плотской любви, я знаю, потому что все мужчины хотят от женщин любви, это особенно заметно в метро в час пик.

Но я с вами разговариваю языком, а не жестами, и язык не скажет о любви лучше, чем дерево.

Моя бабушка Ирина Валерьевна разводила свиней в деревне — занятие благородное и нужное людям.

По утрам и вечерам я приходила в свинарник и дергала свинок за розовые рыльца.

Пятачки у них сопливые, влажные розовые и всегда в потешном движении, как маленькие двигатели в головке феи Флоры.

Однажды боров Борис пробежался по моей тонкой ножке и отдавил её, как блин.

Я плакала не только от боли, но и от ужаса, что меня опозоренную свиньей, никто замуж не возьмет.