Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы - Сочинения

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Жора, я заждалась тебя. Что такое? — спросила Оксана.

— Пошел к тебе и подвернул ногу. Еле доковылял назад. Перетянул и теперь кукую, — ответил я.

Оксана вздохнула.

— Завтра сможешь прийти?

— Вряд ли. Теперь буду сидеть, пока не заживет.

— Ладно. Завтра вечером приду.

Опять погрузился в чтение. К середине ночи одолел роман в письмах и принялся за стихи. Особенно понравилось это стихотворение:

Я забрался с головой под одеяло и долго не мог заснуть. Передо мной стоял образ автора, двадцать лет отбарабанившего в тюрьмах и лагерях и сохранившего поэтическую душу. Господи, один уголовник бьет ножом, другой дарит нежную поэзию. И как у меня с автором много схожего! Его не понимали в зонах, меня — на свободе, он для всех только преступник, я — дурак, в жизни он ничего не умеет — только писать стихи, я — собирать бутылки. И женщину мы познали слишком поздно.

Рукопись отнес в журнал «Юность».

Теперь встречаюсь только с Оксаной.

По вечерам из дома не выхожу.

Вике объяснил, что после попытки уголовника меня убить на пушечный выстрел не подойду к дому Татьяны.

Наконец позвонил брат и успокоил: квартиру для обмена нашел, но надо с полгода или более подождать, есть кой-какие неувязки.

Прошло несколько месяцев, как вернулся из Васильевки, и все это время в своем уме. Кажется, излечился. Спасибо Тебе, Господи!

Надо бы радоваться, что здоров, но нет мне веселья в этой жизни. На меня смотрят все также и за глаза называют Жорка-дурак. Лишь одна соседка Нина, моя любовь Ниночка, сталкиваясь со мной в подъезде или на улице, смотрит по-другому. С восторгом! И таинственно улыбается.

Как-то вечером в дверях раздался звонок. Посмотрел в глазок — никого. Пацаны, наверное, балуются, подумал и вышел на площадку. Шагов на лестнице не слышно, но дверь в квартиру Нины приотворена. Что бы это значило, подумал и вернулся к себе.

Дня через два вновь раздался звонок, и все повторилось. Только дверь Нины приотворена чуть шире. В задумчивости постоял перед дверью.

Через неделю опять звонок. На этот раз дверь Нины распахнута во всю ширь. Подумав, переступил порог. В коридоре, на кухне ее нет, и я вошел в зал. В кресле, лицом ко мне, сидела, склонившись над журналом, в темном, с вырезом на груди платье моя любимая Ниночка.

— Добрый вечер, — поприветствовал я.

Нина, подняв голову и внимательно на меня посмотрев, сказала: «Добрый». Помолчав, спросила:

— Как поживаете, Георгий?

— Живу с мечтой о вас! — чем было полно сердце, то и выпалил я.

Она улыбнулась.

— Ты не закрыл, кажется, дверь. Закрой, и свою не забудь.

Быстро вернулся и предстал перед ней.

— Идем на кухню, я тебя кофе угощу.

Она царственно встала, и я пошел следом, любуясь ее походкой.

Нина сварила кофе и поставила вазу с печеньем.

Пили молча. Я глядел на нее и не верил себе. Неужели сижу в квартире женщины, о которой столько мечтал?

Допив кофе, поблагодарил. Чуть помолчав, стал медленно, волнуясь, говорить:

— Прошло много лет, как я написал вам любовное письмо. Но я вас все так же люблю. Вы — единственная женщина, на которую смотрю, как на божество…