Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы - Сочинения

Мы опять загоготали, а Рыжко вновь замотал головой и начал фыркать.

Ехали медленно, часто шли рядом с телегой, и Паша, останавливая Рыжко, гладил и целовал его в бархатный нос.

Приближение родины вливало в нас струю грусти и веселья.

Иногда мы разбредались по лесу, и Назар Наумович ждал нас, кормя свежей травой Рыжко.

Когда в очередной раз тронули, на жизнь стал жаловаться: Васильевку разорили, а такая крепкая деревня была. Веселее тогда жили.

— Много в райцентре Васильевских? — спросил Паша.

— Да почти половина. А остальные по соседним деревням разъехались. Ты помнишь Саньковых?

— А как же. Дядя Дима и тетя Соня.

— Похоронили недавно. Тут целая трагедия разыгралась. У них два сына… Ты с ними учился?

— Учился, — поддержал брат. — Они младше меня.

— Ну вот, когда колхоз расформировали, Саньковы тоже в райцентр переехали. Оба сына институт закончили, там и остались. Димитрий сыновьями гордился. «Образованные, — говаривал, — инженеры!» Софья-то, когда пошла на пенсию, попивать стала. Все самогон гнала. Да и Димитрий причащался. А по весне Софья напилась и стала исповедоваться: так и так, Димитрий, грешна я, оба сына не от тебя. Он не мог такого перенести и пристрелил ее из ружья. Написал письмо, все объяснил и вторым патроном себя… Вот, спрашивается, нужна такая правда? Зачем, старая дура, мужу в этом исповедовалась? Пошла бы в церковь, к батюшке… Да не верующая была. Сейчас перестройка, столько на людей правды, как помоев, вылито, но ведь некоторые истинно в коммунизм верили, и таким людям, что, как и Димитрию, стреляться?..

— От кого у тети Сони сыновья-то? — спросил Паша.

— Кто его знает. Они в Васильевку приехали с детьми. У нас на работе есть поэт, так складно сочиняет, много читает, и он сказал, что на эту тему, ну, о правде, поэт Есенин написал:

Молча ехали по песчаной дороге. Темнело. На душе неспокойно. Назар Наумович ласково покрикивал на состарившегося Рыжко: «Давай-давай, родимой!»

Когда въехали в лес, сдавило сердце. Я огляделся по сторонам. Ведь это то место, где в детстве напугался волков! Тогда возвращались с сабантуя после убийства отца. И стало так страшно! Все повторялось: также едем на Рыжко; я, как и в детстве, сижу на телеге, а Назар Наумович говорит коняге точно такие же слова… Господи! Меня бросило в жар. Лес стоял темной стеной, и показалось: в кустах мелькнула большая собака, а может быть, волк. Назар Наумович чиркнул спичкой, прикурил, а мне вспомнились огоньки спичек в тот роковой вечер, когда мужики жгли их, пугая волков. На мгновение потерял сознание, в голове ударил колокол и раздался вой волков. Пришел в себя и вытер со лба пот. Я не чувствовал тела, пропал страх, и на душе стало легко-легко.

Вот и Васильевка, вернее, то место, где когда-то стояла деревня.

Назар Наумович подъехал к единственному уцелевшему дому, стоящему на берегу реки.

— Вот и все, что осталось от Васильевки. Рыбаки да охотники сюда заглядывают, ну и я летом хозяйничаю.

Долго сидели у костра, пили самогонку и ели ароматную уху. А когда легли спать, впервые от спиртного не болела голова.

Утром, чуть свет, поднялись, побродили по лесу, прошлись вдоль речки и завернули на кладбище. Кладбище заросло, но могилки нашли быстро; постояли, помянули добрым словом отца и мать и, похлебав ухи, тронули в райцентр.

Билеты соседка нам купила. Мы еще повидались с родственниками и на следующий день поехали в аэропорт.

Мой самолет улетал раньше, и брат проводил меня, обещая помочь обменять квартиру.

Едва зашел домой, зазвонил телефон.

— Ты где пропадал? — взволнованный голос Вики.

Я объяснил.

— Завтра вечером жду у Татьяны.

Женщины встретили меня восторженно и открыли бутылку коньяка. Пил наравне, и второй раз не болела голова.

Возвращаясь домой, чувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Обернулся: по пятам в черном костюме шел среднего роста, лет сорока, смуглый мужчина. Я остановился. Мужчина приблизился.

— Ты, — начал он, прищурив глаза, — чтоб больше не ходил сюда, понял? Если еще раз увижу здесь…

Он не договорил. Подняв синие в наколках руки, ударил ребром правой ладони по левой и медленно пошел к остановке. Прикурив, тронул в другую сторону. Значит, тогда за мной следовал он. Неужели это любовник Татьяны? Все, больше туда ни ногой.

На следующий день позвонила Вика. С жаром ей все рассказал.

— Жора, спокойно, — ответила она. — Не бунтуй. Надо разобраться. Приходи вечером к Татьяне, и все обсудим.