Арман Лану - Когда море отступает

Абель заблудился в этой шаткой геометрии. В ушах у него звенело, сердце стучало в одном ритме с трактором. For world freedom — это что-то зыбкое! Но free from fear — это да! Yes. Да. Возможно. «Ja». А? Кто это сказал «Ja»? Где они, те, что пришли сюда пропеть «Ja»? Они не здесь. Они на другом кладбище. Нельзя же в самом деле хоронить убийц рядом с убитыми…

Фобер. Массон. Робер. 27 лет 24 лет 18 лет 20 лет — в возрасте Жака 19 лет — в возрасте Абеля 19 лет — в возрасте Абеля 19 лет — в возрасте Абеля…

Ряды могильных холмов, один, два, три, четыре, пять метров, десятки метров, сотни метров, кладбище выходит в поле, на взморье и расстилается неоглядною степью!

Абель остался один. Он поглядел вдоль шахматной доски. Валерия стояла на коленях, за пять рядов от него. Жака рядом с ней не было. Абель сделал ей знак. Она не могла это видеть — она закрыла лицо руками. Абель опустил голову. Зеленый жук ножками, гибкими, как бедра акробата, шевелил подорожник. Из-за ограды доносилось назойливое гудение трактора: систола, диастола, систола, диастола. На лужайке цвели одуванчики — маленькие тучные солнечные шары. 21 года, 19 лет, 34 лет. Смотри-ка! Среди шумливых мертвых юнцов появился старец! Абель! Ему тогда было столько, сколько тебе сегодня. Прислушайся:

— Меня зовут Лозье. Мне тридцать четыре года. Я был с шодами. Я погиб четвертого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года. Не спрашивай — ради чего… И помолись за меня. ПРОХОЖИЕ! ПОМОЛИТЕСЬ ЗА PRIVATE ЛОЗЬЕ… Помолитесь помолитесь за меня помолитесь умоляю прочтите за меня краткую молитву не спрашивайте меня ни о чем если б вы знали как тяжело умирать если б вы знали как долго я умирал не спрашивайте же меня ни о чем ведь я умирал дольше чем жил! Помолитесь за меня помолитесь за меня это не я сочинил надпись над моей могилой. Прочтите за меня молитву краткую но от всего сердца. Я так долго умирал! Прочтите за private Лозье краткую молитву не спрашивайте меня ни о чем прочтите за меня молитву верните мне улыбку ребенка которого у меня не было взгляд девушки я бы на ней женился а она теперь счастлива с каким-нибудь парнем из Труа Ривьер…

Абель зашатался, как бук, в который ударила молния. Кладбище с правильными рядами могил накренилось влево и, изменив свой облик, бумажным змеем поднялось к небу, дрогнуло, закружилось и неожиданно пало на землю.

Абель схватился за сердце. Опомнился, прислушался к себе, перевел дух. Нет, на сей раз это еще не конец. На сей раз — пустяки. Все клонилось влево, как в комнате Беранжеры, но с этим еще можно было бороться. Абель оперся рукой на надгробную плиту Лозье. Плита была горячая от солнца. «Извини, дорогой! Я чуть было не сплоховал». — «Э, будь как дома! Прикосновение дружеской руки — это же так приятно!» Там, далеко-далеко, медленно кружилось — да, это оно, оно, ее платье в синюю горошину, это она, Валерия, Валерия, она уходила, она отчаливала, она сделала ему быстрый отчаянный знак, она кружила под навесом башни молчания, и наконец сумрак ее поглотил.

Позывавшая на тошноту круговерть ослабевала.

Рядов было еще много. За исключением родственников, никого из посетителей, видимо, не тянуло пройти за общий памятник. Подобно школьникам, фамилии которых начинаются с икс, игрек, зет, те покойники находились как бы в конце алфавита мертвых.