Арман Лану - Когда море отступает

Нельзя безнаказанно оставлять эту свастику! Иначе десять тысяч Эйхманов воцарятся на целое тысячелетие! Железный порядок. Расистское помешательство. Смерть всякой свободе. Даже если в слове свобода таится обман, все равно его нужно сохранить как надежду человечества. Хорошо. Согласен. Долой нацистское рабство! Ну, а как же ограниченные нормандцы? Самонадеянный Жауэн, «уверенный в своей правоте»? Жауэн — законченный тип! А Люсьен и его папаша-свинья? А маленькая Ивонна, из которой уже вышла изрядная стерва? Жульничество, мошенничество, взяткодательство, взяткобрательство, злоупотребления. Возмещение убытков, причиненных войной. Правило игры: я скупаю. Потом продаю. Я и покупатель и продавец. Я наживаюсь на смерти. Вникните. Я покупаю, ты перепродаешь. Я продаю то, что ты скупаешь. Ты покупаешь, я продаю. Мы продаем, мы перекупаем по низким ценам. По низким. В цене есть всегда что-то низкое. Меркурий — бог негодяев.

Так, значит, вот она, свобода , за которую поплатился жизнью Жак? Та, ради которой пришлось вырыть столько могил вокруг башен молчания?

Вдали виднеется море. В Арроманше спускают флаги. Боятся, как бы не выгорела материя. Ворота Войны запираются. Жиреющие «отпускники» прогуливаются, перед тем как выпить аперитиву, и в голову им не приходит ни одна из мыслей, не дающих покоя здоровенному этому парню с отливающим медью черепом, упорно стремящемуся познать себя до конца, остающемуся один на один с единственно важным для него вопросом: «Ну, а если снова, Вотье?»

Абель ушел, а Валерия ищет глазами его силуэт — силуэт простодушного убийцы. Осиянный закатным солнцем, свидетель жизни и смерти направляется к морю. В его походке — непонятные изломы… «Надо застегнуть чемоданы». Но Валерия не зовет Симону. Его наложницу. Податливую официантку. Конечно, он с ней переспал! Валерия неожиданно пугается своего лексикона. Она задумчиво провожает взглядом этого сильного мужчину, и, по мере того как он удаляется, он приобретает в ее глазах все большее значение. Пожалуй, Беранжера была права, когда внушала ей, что она должна выйти замуж за Абеля. Она прямо так и говорила! У этих девушек европейский опыт! Нет! При одной мысли, что в ее постели будет лежать мужчина, у нее мурашки бегают по спине! Но в одном Беранжера все-таки права: я ушла в воспоминания о Жаке, чтобы спрятаться от других мужчин. Как это она догадалась? Беранжера не изучает, а видит вещи изнутри, тогда как Валерии необходимо пристально изучить внешнюю сторону явлений, она выделывает овчинку, которая сама того не стоит. Валерия рвет и мечет. Она ненавидит Беранжеру, как собаки ненавидят птиц за чудовищную несправедливость судьбы, наградившую птиц крыльями.

Над сушей небо серебристо-голубое, и только в одном месте — зловещего густо-синего цвета, который становится особенно ярким в стороне Хаоса, там, где они в первый день так по-дурацки искали призрак Жака. Понтонный мост врезается своей громадой в мокрый песок. Он почти такой же высокий, как анжервилльская церковь. Как и церковь, мост пустотел. В сущности, он составляет часть набережной; на нем проставлен номер — 449. Передний край моста затонул; вокруг него ребятишки ловят маленьких крабов. Из развороченного понтона несутся пронзительные крики — резонатор берегового устоя сообщает им длительность сверхъестественную. Мальчишки и девчонки — врассыпную. Один мальчишка, задыхаясь, кричит: «Он нас не тронет! Он нас не тронет!» Абель потрясен этим чудом: дети играют среди развалин.

Абель подходит к мосту и братской рукой прикасается к холодному шершавому бетону.

Беранжера идет по асфальтированной дороге, отливающей синевой. Ей необходим моцион. Это ей предписал белокурый доктор Адриен, который наблюдает за ее дочкой в Грэ-сюр-Мер. Она присаживается на придорожный камень. Только что она миновала клеверное поле. Она набралась насекомых. От чесания зуд только усиливается, но она все-таки чешется. Кан! Когда это было? Она — маленькая девочка. Ей четырнадцать лет! Мир трещит по всем швам. Беранжера чешет себе ноги. Пусть гибнет мироздание, пусть рушится город, она все равно будет чесаться. Европа в огне. Мчится Безумная Марго. Малютка чешется. Ну как ей может прийти в голову, что всего в нескольких километрах отсюда девятнадцатилетний канадец ощупью идет к ней и что найдет он ее только через шестнадцать лет? Судьба — «роза на воле». А как разозлился Абель! В тот вечер, когда она была с доктором! Правда, я не должна была с ним так поступать. Какой бес в меня иногда вселяется? Можно подумать, что это какая-то другая Беранжера. Абель появился слишком поздно. «Абель! Ты знаешь, я и не думала, что мне будет так больно расставаться с тобой! Ах, когда же вы перестанете резать меня пополам?»