Рут Озеки - Моя рыба будет жить

Стыд приходит извне, но совесть должна быть естественным чувством, которое исходит из глубины индивидуальной личности. Говорят, мы, японцы, так долго жили при феодальной системе, что, возможно, у нас так и не развилась индивидуальность, как у людей Запада. Может, нельзя иметь совесть, не имея индивидуальности. Я не знаю. Поэтому и беспокоюсь.

Конечно, я могу здесь немного перефразировать тот необычный разговор, имевший место много лет назад.

Не помню точно, что я ответил ему тогда, но та беседа доставила удовольствие нам обоим и вылилась в другие беседы, которые со временем переросли в дружбу. Вы можете видеть, как та полемика об индивидуальности привела к обсуждению стыда, чести и самоубийства; последнее и стало темой того самого письма, которое привлекло Ваше внимание. Мой интерес к культурному контексту самоубийства был изначально вызван деятельностью летчиков-самоубийц на Среднем Востоке, но я многое почерпнул из многолетнего общения с мистером Ясутани. Он всегда утверждал, что в Японии акт самоубийства носит, прежде всего, эстетический, а не моральный характер, и бывает связан с понятиями чести или стыда. Как Вам может быть известно, его дядя был героем Второй мировой, пилотом сил Токкотай, и погиб, выполняя миссию камикадзе над Тихим океаном.

— Моя бабушка очень страдала, — говорил Харри. —

Если бы у дядиного самолета была совесть, может, он не стал бы выполнять то задание. То же самое с пилотом Enola Gay , может, не было бы Хиросимы и Нагасаки тоже. Конечно, тогда технологии не были настолько продвинутыми и подобное не было бы возможно. Это стало возможным теперь.

Он сидел совершенно неподвижно, разглядывая сложенные на коленях руки.

— Я знаю, это глупая идея — проектировать оружие, которое будет отказываться убивать, — сказал он. — Но, может, мне удастся хотя бы сделать убийство не таким забавным занятием.

Под конец пребывания в Силиконовой долине у мистера Ясутани возникли проблемы с его нанимателями, которые не желали подвергать риску свои отношения с военными и инвесторами из-за слишком чувствительной совести одного японского служащего. Его попросили воздержаться от дальнейших исследований в этой области, но он отказался. У него начались тревожные состояния и депрессии, и, хотя у меня нет клинической практики, я по-дружески его консультировал. Вскоре компания его уволила.

Это должно было произойти в марте 2000 года, потому что месяцем позже, в апреле, лопнул доткомовский пузырь, и NASDAQ обвалился.

Он пришел повидаться и рассказал, что бо́льшая часть семейных сбережений была вложена в акции компании, и теперь он потерял все. Он не был практичным человеком. В августе того же года они переехали обратно в Японию, и некоторое время я ничего о нем не слышал.

На следующий год я решил сделать часть моих исследований доступными онлайн и запустил собственный сайт. Несколько месяцев спустя я получил имейл от Харри, выдержку из которого Вы прочитали в интернете. Это был прекрасный и трогательный крик о помощи, и я переписывался с ним несколько месяцев после этого письма, и разговаривал по телефону. Как раз в то время я спросил его, позволит ли он разместить свои комментарии на сайте, и он сказал, что, если это может кому-то помочь, его разрешение у меня есть. У меня было стойкое ощущение, что он нуждается в профессиональной помощи, и я дал ему координаты нескольких клинических специалистов в Токио. Не знаю, последовал ли он моему совету. Подозреваю, что нет.

Полностью я потерял с ним связь после атак 11 сентября.

Для меня это был напряженный период, поскольку события вызвали сильный интерес к моим исследованиям со стороны медиа. Припоминаю, что мы, кажется, обменялись письмами еще раз спустя несколько лет, но примерно в это же время файлы у меня на компьютере оказались заражены вирусом, и большая часть заархивированных писем, в том числе моя переписка с ним, исчезли. Я хотел написать ему после землетрясения и цунами, но обнаружил, что у меня больше нет адреса его имейла. Я утешал себя мыслью, что он и его родные жили далеко от Сендай, но теперь, после Вашего письма, я чувствую, что готов опять попытаться его найти.

Вы упомянули, что, помимо дневника дочери, в Ваших руках оказались некие письма. Если в них содержится какая-либо информация, которая может помочь мне отыскать мистера Ясутани и его семью, я буду признателен, если Вы со мною поделитесь. Мне хотелось бы спросить, чем именно вызвано Ваше беспокойство о судьбе его дочери. Вы пишете, что дело кажется Вам важным и неотложным. Почему?