Наконец, мне интересно было бы знать, как именно к Вам попали дневник и письма, но это, вероятно, отдельная история, рассказ о которой может потерпеть.
Кстати, об историях: верно ли я понимаю, что Вы работаете сейчас над новой книгой? Я с большим интересом буду ждать выхода книги, поскольку предыдущее Ваше произведение доставило мне огромное удовольствие.
С уважением,
и т. д.
Она быстро проглядела имейл и тут же написала ответ, рассказав, как нашла дневник в куче водорослей, о своей теории, что в океан он мог попасть из-за цунами, и о том, что ей до сих пор не удалось найти подтверждения этой теории или понять, каким образом пакет мог оказаться на берегу. Она вкратце изложила те отрывки из дневника Нао, которые внушали наибольшее опасение: шаткое состояние психики ее отца, его попытки самоубийства и собственное решение Нао покончить с собой. Она объяснила, что помимо воли ощущает сильнейшую, почти кармическую связь с девушкой и ее отцом. В конце концов, дневник выбросило именно на берег Рут. Если Нао и ее отец были в беде, она хотела помочь.
Она завершила имейл упоминанием статьи о кубитах в «Нью Сайнс», найденной Оливером, той, где цитировался Х. Ясудани, которого она пыталась — безуспешно — найти. Она отослала письмо и откинулась на спинку стула, ощущая головокружительную смесь облегчения и надежды. Наконец-то. Подтверждение, свидетельство, которого она так ждала. Нао и ее семья были реальностью!
Она встала, потянулась и побрела через холл в кабинет к Оливеру. Он сидел, натянув свои шумоподавляющие наушники. Кресло второго пилота пустовало.
— Где Песто? — спросила она, помахав рукой у него перед глазами, чтобы привлечь внимание.
Оливер снял наушники и поглядел на то место, где должен был быть кот.
— Его не было весь день, — сказал он мрачно.
Они помирились за завтраком. Рут попросила прощения за то, что назвала его неудачником, а он — за то, что назвал ее больной, но между ними все еще висела некоторая неловкость. Иногда кот, чуя напряжение в воздухе, предпочитал держаться подальше. Рут тоже это чувствовала, и поэтому она пересекла холл, чтобы поделиться хорошими новостями о письме профессора, но теперь, видя, как Оливер поник в своем кресле, она заколебалась.
— Что случилось? — спросила она.
— О, — ответил он. — Да ничего. Просто у меня на руках целая грядка саженцев гинкго, уже можно высаживать, да держатели ковенанта мне не позволяют. Говорят, гинкго — потенциально инвазивный вид.
Он снял очки и потер руками лицо. К G. Biloba он относился с особенной нежностью.
— Это абсурд. Это дерево — живое ископаемое. Пережило глобальные вымирания видов сотни миллионов лет назад. Практически вся популяция исчезла, за исключением крошечного ареала в центральной части Китая, где сохранилась горстка выживших. И теперь они умрут прямо у нас на крыльце, если я не высажу их в почву, и очень скоро.
Не похоже на него было настолько отчаиваться или настолько мрачно описывать сравнительно небольшую проблему. Это он из-за кота переживал.
— А нельзя ли устроить питомник на нашем участке?
Он тяжело вздохнул, уперев взгляд в пустые руки, сложенные на коленях.
— Да, так и сделаю. Не понимаю только, к чему вообще напрягаться? Никто не понимает, чего я пытаюсь добиться…
Похоже, он сильно переживал из-за кота. Она решила рассказать новости об имейле профессора как-нибудь попозже, но когда она уже повернулась, чтобы уйти, он поднял глаза.
— Ты что-то хотела? — спросил он.
И она ему рассказала. Она изложила ему содержание письма Лейстико, удивительное откровение профессора, что отец Нао, оказывается, был человеком совести и за свои убеждения был уволен, а потом она начала пересказывать свой ответ, но остановилась, заметив, что Оливер как-то странно на нее смотрит.
— Ну? — спросила она. — Что это за взгляд? Что не так?
— Ты сказала ему, что это срочное дело?
— Конечно. У девочки суицидальные намерения. Как и у ее отца. Весь дневник — это крик о помощи. Так что, да. Это срочно. Я бы сказала, это исчерпывающее описание ситуации. — Она понимала, что говорит обвиняющим тоном, но поделать с собой ничего не могла. — Ты все еще смотришь.
— Ну…
— Ну, что?
— Ну, смысла в твоих действиях немного. То есть это же не прямо сейчас происходит?
— Не понимаю. К чему ты клонишь?
— Посчитай. Доткомовский пузырь лопнул в марте 2000 года. Ее папу уволили, они уехали обратно в Японию, прошла пара лет. Нао было шестнадцать, когда она начала вести дневник. Но это было больше десяти лет назад, и мы знаем, что дневник плавал в океане еще, по крайней мере, несколько лет после этого. Я к тому, что, если она собиралась покончить с собой, то, скорее всего, уже это сделала, как ты думаешь? А если она себя не убила, значит, ей уже далеко за двадцать сейчас. Так что я просто пытаюсь понять, каким образом «срочно» — это правильное слово для описания ситуации, вот и все.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу