Рут Озеки - Моя рыба будет жить

— Достаточно, — сказал он. — Ты только больно себе делаешь.

На мне тогда были часы небесного солдата, принадлежавшие Харуки № 1. Старая металлическая пряжка врезалась в запястье там, где он сжимал мне руку. Кожа у него на лице выглядела красной и раздраженной. Я положила другую руку ему на щеку.

— Простите, — сказала я и разрыдалась.

Он поднес мою ноющую ладонь к губам и поцеловал.

— Я прощаю тебя, — сказал он.

Ему очень нравились часы небесного солдата Харуки № 1, и как-то он спросил меня, не обменяю ли я их на его Rolex. На корпусе там были настоящие бриллианты, так что то было очень соблазнительное предложение, но, конечно, я сказала «нет».

Иногда, после того, как мы занимались любовью, Рию просто хотелось полежать в кровати, потягивая Rémi и глядя порно по телику, так что я надевала его костюм, оставляла его в этом положении и расхаживала вокруг. Иногда я даже выходила из отеля и гуляла по улице, обязательно убедившись, что окна нашего номера выходят именно на эту сторону, чтобы ему было видно меня в окно, если захочется посмотреть. Ему это нравилось.

Я в основном держалась в тени, просто слонялась, наслаждаясь ощущением, что я — мужчина. Иногда доставала сигарету из его кармана и прикуривала от платиновой зажигалки. На зажигалке тоже был маленький бриллиантик. Рию был по-настоящему стильный парень, с этими его тонюсенькими платиновыми зажигалками и костюмами от Армани, но курил он Mild Seven, а это совсем не стильный сигаретный брэнд. Нет, честно, на вкус они, как дерьмо. В следующий раз надо бы не забыть найти себе бойфренда, который курит Dunhill или хотя бы Lark.

Если было еще не слишком поздно, я иногда слала смску Дзико в храм, но мне было как-то странновато рассказывать ей о том, что у меня происходит. Я практически совсем прекратила сидеть в дзадзэн, так что мы теперь были не совсем на одной волне, да и распорядок дня тоже совсем не совпадал, потому что она ложилась спать рано, а я ходила на свидания и гуляла допоздна. Забавно, как время может стать решающим фактором для близости между людьми, вот, например, когда я переехала в другой часовой пояс, мы с Кайлой больше не могли быть подругами. Мне стало интересно, что бы Кайла сказала, если бы увидела меня сейчас. Может, она бы подумала, какой симпатичный парень, и подошла бы. Такое иногда случалось на улице, если я держалась в тени. Девчонки думали, я хост из хост-клуба [144] Клуб или бар, в котором бисёнэны подают напитки и развлекают женщин-клиентов. , и пытались со мной пофлиртовать, и приходилось поскорее сматываться, пока они не раскусили, что я девушка, не разозлились и не избили меня за то, что я из них делаю дур.

Рию нельзя было назвать моим бойфрендом. Это было другое. Мы встречались практически месяц, но когда волосы у меня стали отрастать, он исчез. Я начала по-настоящему любить его, и когда он перестал звонить, я думала, сердце у меня разобьется. Я все спрашивала Бабетту, не слышно ли от него новостей, но она отвечала, что нет, и это могло быть правдой, а могло и не быть. Бабетта многим девушкам устраивала свидания, и она просто пожала плечами и сказала, что я, должно быть, что-то сделала не так, но, кроме как в тот раз, когда я его ударила, за что он меня простил, я правда ничего такого не припоминаю.

После этого я болталась у «Фифи», дулась и слушала Эдит Пиаф и Барбару, и отказывалась ходить на свидания, пока, наконец, Бабетту это не достало. Она сказала, что я должна прекратить быть такой эгоисткой, и я должна быть ей благодарна за то, что она свела меня с таким милым, добрым парнем для моего первого раза. Потом она сказала мне быть повеселее или выметаться, и пригрозила отдать мой столик более довольной девушке.

Не то чтобы я не была ей благодарна. Я была, правда. Она была моим единственным другом, и если я не могла подвисать в «Одиноком фартучке Фифи», куда бы я пошла? Дома у меня был полный отстой. Маму в этом ее издательстве повысили, и она была теперь редактор, а это значило, что она гробит себя на переработках. Папа был на стадии перехода в новую фазу, готовясь к своей третьей и последней попытке. Раньше, когда он проходил через фазу Притворных Походов на работу, потом через фазу Хикикомори, и фазу Великих умов, и фазу Насекомых-оригами, по крайней мере, было ясно, что его сумасшествие ему интересно, он им всецело захвачен. Даже во время фаз Ночной ходьбы и Падающего человека его безумие имело цель, он не разваливался на части. Но в этот раз все было по-другому. Таким подавленным я его еще в жизни не видела, будто он полностью и окончательно потерял всякий интерес к тому, чтобы оставаться в живых. Он избегал любого контакта со мной и с мамой, что в маленькой двухкомнатной квартире требовало нехилых усилий и изобретательности. Он притворялся, будто мы — невидимки, и не отлипал от монитора, но иногда, если я проходила мимо в узком коридоре и случайно ловила его взгляд, лицо у него начинало дергаться, сминаясь под тяжестью стыда, и мне приходилось отворачиваться, потому что вынести этого зрелища я не могла.