Рут Озеки - Моя рыба будет жить

— А папе ты их показывала?

— Нет. — Вот теперь я жалела, что рассказала ей.

— Почему нет? Письма написаны его дядей, и, мне кажется, ему тоже интересно было бы их прочесть. Твой папа знает о своей стороне семьи гораздо больше, чем я. Вы могли бы читать их вместе.

Ладно, вот это меня уже разозлило. Я не хотела показывать их папе. Он их не заслуживал, и потом, тут до меня дошло, что она собирается спихнуть меня на него в качестве меры этой так называемой реабилитации — его или моей.

— Не хочешь мне помогать, ну и ладно. Я сама справлюсь.

Это было довольно наглое заявление, но вместо того, чтобы рассердиться, она потянулась через стол и положила руку мне на запястье, будто стараясь меня удержать.

— Наоко-чан, — сказала она, — я люблю тебе помогать. Дело не в этом. Я знаю, как все это было для тебя тяжело, но не будь слишком сурова к отцу. Он хороший человек, и я знаю, глубоко внутри ты его любишь. Он очень старается, и ты тоже должна постараться.

Если бы в тот момент она не удерживала меня за руку, я бы вскочила и швырнула в нее чем-нибудь. Да что она знала о том, каково мне пришлось или насколько я стараюсь! И насчет папы я ей ни на секунду не поверила. Она врала. Он сидел там на балконе с сигаретой, на своем ведре, читал мангу, и по усталому лицу, по тому, как нервно она на него посмотрела, легко можно было понять — она совершенно не думает, что он так уж старается.

В одном она была права. Я все еще любила его. Я подумала над ее предложением той ночью, лежа в кровати, и поняла, что, может, мне и хотелось рассказать ему о войне и о Харуки № 1. Папу назвали в честь него, и если бы он узнал, насколько храбр и крут был Номер Один, может, он вдохновился бы настолько, чтобы полностью измениться.

Так что на следующий день, вернувшись из школы, я решила показать ему письма. Он сидел за котацу и складывал японского жука-носорога из страницы «Великих умов философии Запада». После всего, что я узнала о Номере Один, мой интерес к философии несколько обострился.

— Что ты складываешь? — спросила я.

— Trypoxilus dichotomus tsuno bosonis, — ответил он, приподняв фигуру, чтобы я могла рассмотреть длинный изогнутый рог.

— Нет, я имею в виду, какой философ?

Он перевернул насекомое, сощурился и начал читать, поворачивая фигуру то так, то сяк, следуя за строками по изгибам и складкам.

— «…история есть… экзистирующий Дазайн… протекающее во времени событие… “прошедшее” в существовании-друг-с-другом… “передаваемое по традиции”… считается историей в подчеркнутом смысле…» — прочел он. Потом улыбнулся: — Мистер Мартин Хайдеггер-сан.

По какой-то причине это меня страшно разозлило. Я не знала ничего о мистере Хайдеггере-сан и не понимала ничего из того, что он говорил, но имя было мне знакомо по одной из тех старых философских книг, принадлежавших Х. № 1, и ясно было, он должен быть кем-то крутым, и вот вам мой папа, превращает великий ум мистера Хайдеггера в насекомое. Это стало последней каплей. Пора было папе узнать, что он за ничтожество.

— Знаешь, твой дядя Харуки изучал философию по-настоящему, — вывалила я. — Он учился на факультете философии в университете Токио. Он не сидел дома весь день, играясь в оригами, как ребенок.

Папино лицо побледнело и застыло. Он поставил своего жука на стол и уставился на него. Я знала, что мои слова прозвучали жестоко. Может, мне стоило на том и остановиться, но я этого не сделала. Я хотела его вдохновить. Я хотела хорошенько его встряхнуть. Я хлопнула пачку писем на стол перед ним.

— Дзико Обаачама дала мне его письма. Ты тоже должен их прочесть, может, тогда ты перестанешь себя жалеть. Твой дядя Харуки Номер Один был храбрым. Он не хотел сражаться на войне, но когда понадобилось, он принял свою судьбу. Он был второй младший лейтенант флота и настоящий японский воин. Он был пилот-камикадзе, но его самоубийство было совершенно другим. Он не был трусом. Он направил самолет на вражеский корабль, чтобы защитить родину. Ты бы должен быть больше похож на него!

Папа не смотрел ни на меня, ни на письма. Он просто продолжал глядеть на своего жука. Наконец он кивнул.

— Соо даро на… [139] Со даро на — Мм, ты, наверно, права.

Голос у него был такой грустный.

Может, не стоило мне ничего говорить.

Опять началась школа. В Японии сентябрь — это середина учебного года, так что я была все в том же классе с теми же глупыми, лицемерными детьми, которые игнорировали меня до смерти в первом полугодии, а потом притворялись грустными на моих похоронах. Я не собиралась больше давать им над собой издеваться или ломать мой дух. Я знала, что всегда могу опять ударить Рэйко в глаз, но не хотела прибегать к физическому насилию, пока не будет другого выхода. Вместо этого я собиралась использовать супапаву , которой научила меня Дзико. Я собиралась быть храброй, спокойной и безмятежной, как она и как Номер Один.