Антонио Редол: Яма слепых

И в бреду величия и всемогущества верит, что все мерцающие звезды прекрасного неба, которое отдано в его полную и безраздельную власть, зажжены его дрожащей рукой.

Однако и звезд он уже не видит, и не потому, что слеп, как внук, а потому, что давно умер.

Или н— нет? Так он, бывало, заканчивал речь, стараясь произвести должный эффект.

Да, Диого Релвас умер. Вот уже десять лет, как умер, но в Алдебаране о том никто не знает. Это тайна!…

Они видели его только издали, никогда не слыша голоса (помните это, правда?), видели сидящим у одного из окон Башни четырех ветров в имении «Мать солнца», он наводил на них страх и ужас. Он нечто вроде грозного бога их сельскохозяйственного племени. Но теперь он мертв. Он умер по вине коварной судьбы в день «большой славы», выпавшей на его долю.

Ему грезилось, что он верхом на лошади бьет на большой равнине мавров. Некоторые из них напоминали ему Зе Педро и землекопов Ассоциации. Ему помогает Фортунато Ролин — он подносит копье, на которое нанизаны двое мавританских ребятишек, что еще живы и дрыгают ногами. Диого Релвас и Фортунато Ролин смеются, смеются вместе, они теперь кумовья — во всяком случае, так они называют друг друга. И вот они решают изобрести игру, чтобы попытать силу каждого. Каждый из них должен дернуть одного из ребят за ногу — развлечения ради. Война ведь дело развлекательное. И запах крови, и смерть, как видно, возбуждают.

Ролин предложил следующее:

— Тот, у кого в руках останется большая часть сопляка неверных, будет спать с дочерью мавританского короля.

— Идет! — крикнул Релвас почти победно. Но кум желал удостовериться в услышанном:

— А ты еще способен?

— Ты что, забыл, каким я был в юности?… То юность, она давно прошла…

— Ничего подобного! Я и сейчас себя чувствую молодым, молодым бычком. Мужчины нашей закалки перед любовью не пасуют.

— Да, правда твоя! — усмехнулся Ролин. — Ты был чем-то вроде страхового агентства для вдов своих друзей.

— Женщины были что надо… И девицы тоже. Помнишь Капитолину?! Лакомый кусочек, кум! (В мечтах респектабельный человек может не стесняться в выражениях.)

Они продолжали этот разговор до тех пор, пока мавританские ребятишки не начали плакать и не обратили внимание землевладельцев, что они, эти подлые, еще шевелятся. Тогда каждый взялся за ногу неверного, уперся в стремя ногой, чтобы Удержаться на коне, и по знаку Перейры Салданьи изо всех сил Дернул. Мощные мускулы Диого Релваса не подвели его, тогда как у изумленного Фортунато Ролина в руках осталась лишь стопа мавританского ублюдка. Диого Релвасу зааплодировали — все землевладельцы теперь стояли около Фортунато Ролина и Диого Релваса. На состязание пожаловал сам король, он сидел на вороном коне, украшенном золотом.

— Ну, займемся вторым? — победно спросил хозяин Алдебарана.

— Но теперь, если ваше величество дозволит, — сказал Ролин, обращаясь к королю, — приз будет иным: тому, кто выиграет, будут принадлежать все женщины этой страны и всех прочих стран, которые мы завоюем.

— Годится! — крикнули все конники разом, хотя сказанное было не по душе королю.

Однако на войне приказывают воины, а их величества повинуются. И вот под смех и подстрекательства двух групп, на которые разделились все конники, соперники схватили за ноги уже второго мавританского ребенка. Перейра Салданья попросил тишины, и, как только крикнул «три», Фортунато Ролин взлетел вверх с пустыми руками и покатился по земле вместе с конем, на котором сидел, конь не сумел устоять на ногах от сильного рывка крепкой руки Релваса. А Релвас уже кружил тело неверного над своей головой, бросив его потом за горизонт, куда, конечно же, гот должен был долететь мертвым. И тут же, прежде чем Ролин успел подняться, Диого Релвас, потрясая мечом, пронзил его, так как близился час грабежа, а в это время не щадят ни здорового, ни больного, тем более соперника, который минутой раньше оспаривал самок, — хоть одним, да меньше будет при дележе добычи: золота и драгоценное гей.

Страх пробрал присутствовавших до костей, и они бросились врассыпную, прочь с глаз сеньора Алдебарана, который спешился, чтобы отрезать голову Ролина и нацепить ее на кончик меча, не оставив никаких сомнений в своей победе.

— На мавров! На мавров! — закричал он.

Теперь он убьет всех остальных, ведь ни один не мог устоять перед грозным мечом Релваса. Он наносил им удары и снимал с раненых кожу, укрываясь ею, чтобы спастись от пронизывающего холода. Непонятного холода, которого никогда не знала эта жаркая страна. Но Диого Релвасу задумываться над этим не было времени, так как он убивал, убивал и убивал — и копьем, и огнем, и пулеметной очередью, и газом. Он уже не щадил ни женщин, ни детей, ради того чтобы никогда больше не было мавров на земле, той земле, что перейдет в его вечное пользование. Он чувствовал необходимость остаться на ней в одиночестве.