Дина Рубина - Синдикат

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

К очередной Хануке мы с моими ребятами затеяли грандиозное действо: исполнение в зале Чайковского оратории Генделя «Иуда Маккавей». Один из моих друзей добыл в Иерусалиме редкие эти ноты — на английском. Я заказала перевод текста на русский язык и самолично отредактировала его за две ночи.

Один из лучших в России камерных оркестров, с солистами из Большого, под управлением молодого и уже знаменитого дирижера должны были исполнять эту жемчужину классической музыки, посвященную победе горстки еврейских повстанцев против отлично вооруженной армии греко-сирийских захватчиков… Время действия — период Второго Храма. Одна из сакральных и неумирающих тем нашей таинственной истории.

— А кому адресовано это мероприятие? — задала на совещании департамента свой извечный вопрос Рома Жмудяк, которую я осмелилась попросить направить приглашения посольствам и VIP-персонам…

И как всегда, я ответила:

— Вам! Лично вам, Рома… как ценителю классической музыки.

— Но Посольство уже привозило сюда какой-то оркестр пару лет назад с чем-то подобным… Они могут взвиться и потребовать, чтобы Посол сказал два приветственных…

Я взвилась и потребовала, чтобы мне не морочили голову с этими дип.мудаками… Тогда Рома сказала, что никак сегодня не сможет никого обзвонить, потому что на даче у нее прорвало батарею, а Гройс как раз должен улетать на Гавайи для организации нового межконфессионального Конгресса, и его надо простирнуть, погладить и собрать…

На другое утро в моем кабинете раздался звонок, и вкрадчиво-укоризненный голос Рамиреса, виясь, как локон вкруг моего уха, сообщил мнение Посла: мы обязаны на программке концерта указать, что впервые это выдающееся произведение Генделя было, хотя и частично, исполнено под эгидой Посольства… Кроме того, Посол хочет выступить перед концертом с приветственным словом на две…

Я сухо отвечала, что мы собираемся исполнить ораторию пол-ность-ю, а не какой-нибудь нарезкой, так что не обязаны вспоминать — кто, когда и где пропел арию трем пенсам, пускающим слюни на живот… И кроме того, у нас есть собственный начальник, который горазд выступить с приветственным словом перед кем хотите, поскольку и сам до известной степени является — не побоимся этого слова — Маккавеем, а именно, — израильским воином.

На протяжении двух недель, под тайное ликование гуляющей кошки Ромы шла возбужденная переписка с Козловым по поводу того, кто первыми — мы или Посольство — должны войти в Царствие Небесное под звуки оратории Генделя.

Наконец, взбешенная всей этой возней, я удачно ворвалась к Клаве, и пока он, брезгливо морщась, ел жидкое картофельное пюре из столовой «Метростроя», — настучала на Посольство, причем красок не пожалела.

До каких пор, говорила я, нас будут щелкать по макушке, до каких пор мы будем отдавать им честь на каждом углу, до каких пор ты, Клавдий, обязан отчитываться перед старым ослом, не имеющим никакого касательства… — словом, накрутила его за милую душу. Давно я так славно не трудилась.

— Ладно! — тяжело сказал Клава, облизнул оловянную ложку «Метростроя» и перешел на русский: — Они делают мне война? Я тоже буду делать им война! Я лучше делаю война, чем мир…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Главный — по версии Щадящего иудаизма — раввин России Мордехай Гармидер, по сути дела был попом-расстригой. Получив хорошее традиционное образование в одной из бруклинских ешив, он быстро сориентировался и переметнулся в стан чисто выбритых, элегантно одетых и не берущих в голову вековечный еврейский бунт щадистов… И достиг таких выдающихся успехов в деле мягких объятий и ненавязчивых молитв на одной ноге, что организация отправила его завоевывать Москву, тем более что родным его языком был русский… Однако на Москве (смотри выше) — сидели два других Главных раввина, стерегущих все, переданные нам в вечное пользование, законы и установления… И несмотря на легкий нрав и дружественный настрой во все стороны, Мотя оказался раввином без синагоги…

Однако он не унывал. Щадисты снимали большую квартиру в Безбожном переулке, в одном из старых особняков в стиле модерн, и, как остальные сто восемьдесят шесть организаций, вели жизнь трудовую, праздничную, учебную и боевую… Причем, сам-то Мотя был человеком веселия и кротости необычайных. Это против него боролись все канонические евреи из других Главных синагог. Ведь Мотя приоткрывал заветный лаз, через который приглашал пролезть в тот дивный сад, где на деревьях росли мандаты на восхождение… И несмотря на то, что официальный религиозный Израиль не признавал щадистов, Мотя все же помогал пройти гиюр русским женщинам, которым зачем-то гиюр нужно было пройти. Так в детстве помогаешь подружке пролезть под забором в соседский сад — протягиваешь руку, вытаскивая наверх, или толкаешь в зад, пропихивая вперед…