Дина Рубина - Синдикат

— Я ничего не понимаю, — сказала ей Марина. — Где толпы фанатиков, где истеричные старухи, бывшие первоклассницы, прыгающие через арыки ради Робертино? Почем, вообще, концерт?

Та помедлила и сказала:

— Цены разные… от ста на галерке до…

— Вот и налейте два по сто, — дружелюбно перебила ее Марина.

Мы спустились в гардероб, сдали пальто, и я взяла бинокль, страшно волнуясь. Я не помнила лица Робертино Лоретти и не представляла себе, как может сейчас выглядеть кумир моего детства. В моих ушах звучал только небесный голос итальянского ангела, пропитанный запахами ташкентского лета.

Мы вошли в пустой, практически, зал, сели в партер, где несколькими группками сидели немолодые поклонники «итальянского чуда», и стали ждать начала концерта…

Но его все не начинали. Очевидно, незадачливые организаторы поджидали еще пяток-другой народу. Время от времени мы принимались неубедительно хлопать.

Наконец вышла дама с картонным «адресом», раскрыла его, стала читать про легендарное имя Робертино Лоретти, про его всеобъемлющую славу, про то, как замер в тревоге весь мир, когда стал ломаться голос гениального мальчика, и как спустя время этот голос возродился настоящим итальянским бельканто… Далее она распевно повествовала — с каким оглушительным успехом концертирует маэстро по всему миру. Горстка публики покорно ждала выхода певца. Дама захлопнула «адрес» и ушагала со сцены. Наступила тишина… Публика ждала…

И наконец на сцену выбежал, подрагивая ляжками, толстенький господин, похожий на хозяина пиццерии. Я нащупала бинокль и обреченно приблизила его к глазам. Ничем не напоминал он певца — в сером будничном костюме, полосатой рубашке с отложным воротником, ремнем под круглым животиком…

Грянула «фанера», певец дунул в микрофон и запел… Все переглянулись. Звука не было. Продолжая петь, он показал на ухо, покачал головой, делая знаки кому-то за кулисами, что ай-яй-яй, микрофон не в порядке…

— Смотри, не свались в свой арык, — сказала Марина, не поворачивая головы…

Никогда, пожалуй, мне не было столь ясно, что этот вечер уже существовал у кого-то в воображении, что его сочинили, подготовили, выстроили с какой-то дьявольской иронией и тщанием, любуясь созданной ситуацией, еще и еще подбавляя деталей: — а вот тут маленько, а вот, сбоку чуток…

…В паузах он откашливался в сторону, а в перерывах между песнями заигрывал с публикой, выстреливая заученными шутками. Переводила его речь немолодая женщина в платье с какими-то сельскими оборочками на груди и рукавах.

Было страшно и непонятно, — зачем все это, зачем он вышел петь.

— Наверное, он очень беден, — сказала Марина… — похоже, у него даже нет концертного костюма…

Иногда мы переглядывались в темноте, особенно когда милосердная российская публика хлопала и кричала «браво» после песен.

Господи, главное, чтоб не запел он «Сайта Лючию»!..

Все свое сознательное детство я мечтала солировать с этой песней в хоре районной муз.школы. Более того: засыпая на раскладушке, в папиной мастерской, я каждый вечер представляла себе, как пою эту песню — в театре!

Но руководитель нашего хора Алевтина Борисовна говорила:

— «Нет-нет, это партия для первого сопрано, а у тебя — надежное второе».

— А сейчас! Робертино! Споет любимую всеми народами песню «Санта Лючия»! — объявила переводчица с сельскими оборочками.

Он запел, показывая залу, чтобы все подпевали…

— Пошли, — сказала я. Сердце мое обливалось кровью. Кто-то жестокий поставил нас в угол за невыполнение какого-то очень важного урока… Мы шли по проходу между рядами, на сцене маленький пухлый человечек дирижировал вразнобой мычащей публикой… Знойный Ташкент всеми, открытыми по-летнему, окнами моего детства дышал мне в спину глубоким голосом ангела, выводящего «Са-ан-та-а-лю-у-чи-ийа»…

…Напоследок мы заскочили в туалет, неожиданно просторный и гулкий.

— Акустика-то здесь, а? — сказала Марина из соседней кабинки. — Лучше, чем в зале… — И запела: — «Лод-ка — мо-я — лег-ка, весла су-хи-и-е…»

— Как — «сухие»? — крикнула я. — Весла — сухие?!

— А какие? — доверчиво спросила она из-за стенки.

— Весла — большие! «Ло-одка моя легка, весла бо-оль-ши-ие»…

Мое надежное второе сопрано, отзываясь от кафельных стен, зазвучало глубоко и полно, осуществляя, наконец, мою давнюю мечту: я пела «Санта Лючию» — в театре!

Мы одновременно спустили воду и дружным дуэтом закончили: «Са-анта-а-Люу-учи-и-я, Сан-та Лючи-ия!!!»