Дина Рубина - Синдикат

— При гастрите, — пояснила я, — хорошо пить карловарские минеральные воды.

— Ну? — Она продолжала на меня смотреть. — Так вы получали визу в…

— Нет, — сказала я терпеливо. — Не попала я туда.

— Почему?

— Да меня так скрутило, что уже не до питья было. Сослуживец по доверенности получил, и привез мне.

Вот тут, по закону развития диалогов (уж мне ли, написавшей километры диалогов, этого не знать!) — должен был последовать убийственный вопрос — куда привез? — И я буду вынуждена ответить — в Израиль.

И ей ничего не стоит перевернуть две странички и увидеть, что штамп таможни Израиля напрочь отсутствует. И тогда — наручники, арест, высылка всей мудозвонной организации домой, в глушь-в-саратов, в самарийские холмы.

Так что главное было, чтоб не всплыло вообще это сакраментальное во все времена имя — Израиль.

— Куда привез? — спросила она.

— Куда, куда! В центральный офис! — раздраженно воскликнула я, продолжая в кармане терзать расческу. — Девушка, если там что-то не в порядке, так дайте я позвоню, предупрежу, чтоб меня не встречали, к чертовой матери!

— Погодите, не кипятитесь, — сказала она, и с паспортом в руках вышла из кабинки. Я поняла, что все кончено. Минуты через три она вернулась с другой бабой, постарше и построже. Вероятно, начальницей… Они обе вошли в кабинку, и та, что постарше, склонилась над паспортом и визой.

— Та-а-к… — проговорила она. — Значит, вы получали визу в Карловых Варах. Почему?

— У нее гастрит, — торопливо подсказала первая девушка.

Начался второй раунд допроса. Нет нужды повторяться. Все вопросы были заданы, кроме главного — куда, собственно, была привезена мне новенькая виза и откуда 7-го сентября я «въехала» в Россию.

— А почему вы решили получать визу именно в Карловых Варах? — дотошно спросила вторая, старшая по смене. Она потянулась к телефону и набрала номер. Внутри у меня все одеревенело. Вернее, всю внутренность свою я ощущала как огромное дупло в дереве…

— Ой, девочки, вы меня чего полегче спросите! — сказала я в сердцах. — Начальство решило, что там дешевле! Деньги на сотрудниках экономят, сволочи! (тут я была предельно искренна). Я ж человек служивый, подневольный, командировочный, ну что вы, ей-богу, как будто сами по себе не знаете!

— Знаем, — сказала первая, вздохнув… Старшая по смене, не дозвонившись, опустила трубку, тяжело стукнула печатью по листочку визы и подвинула мне паспорт. И у меня еще хватило отчаянной наглости задержаться у окошка и, понизив голос, спросить:

— Девочки, а что там — какой-нибудь бардак в бумагах, как всегда у нас?

— Да нет, все у вас в порядке, — сказала старшая по смене. — Счастливого полета!

Я вышла в небольшой зал с буфетом в углу и рядом кресел, на которых уже сидели пассажиры одесского рейса, но сесть у меня никак почему-то не получалось. Я продолжала бегать по залу и между кресел, не в силах остановиться. Наконец, заставила себя глубоко вздохнуть, остановилась и вынула из кармана руку — взглянуть на часы… И уставилась на свои окровавленные пальцы, — видимо, поранила их об острые зубья забытой в кармане нашего общего плащика Евиной расчески, которую скребла и терзала, пока стояла и, улыбаясь, смотрела на круглое лицо девушки в окошке паспортного контроля.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Яша Сокол, преданный идее Восхождения самым серьезным образом, не всегда доверял своим сотрудникам ежедневный инструктаж по телефону. Когда бывал на рабочем посту, в офисе Синдиката, требовал, чтоб секретарша переводила такие звонки прямо на его номер…

И сегодня, едва появился он в кабинете, раздался звонок.

Мягкий женский голос спрашивал — нет ли возможности устроиться на работу в Синдикат… Вообще-то Яша не любил голосов подобного тембра — их обладатели вцеплялись в собеседника мертвой хваткой.

Он вежливо ответил, что на сегодняшний день в Синдикате, к сожалению, нет свободных ставок.

— Понимаете, — проговорила она. — Я очень люблю евреев.

Яша закручинился. Обычно подобные фразы произносил кто угодно, только не евреи.

— А вы, — осторожно спросил он, — имеете к евреям какое-то отношение?

— Понимаете, — проникновенно сказала она. — Я всю жизнь очень любила евреев. Я даже иврит немного знаю…

— Ах, иврит? — оживился Яша. — А где вы его учили, на наших курсах?

— Нет… в семинарии…

— Где?!

— В семинарии… Поэтому я так хочу устроиться к вам. Мне бы хотелось поработать с вашим народом. Открыть ему глаза на истинную веру, познакомить с пламенем Откровения.