— Пошли дадим им жару!
Носарь покачал головой.
— Мы уходим, — сказал он и подмигнул. А сам потихоньку указал, кому где встать, чтобы захватить Келли и его ребят врасплох, когда они будут спускаться по лестнице.
— Только глядите в оба, — предупредил он нас. — Эти мальчики таскают с собой велосипедные цепи и черт те что, а мы с пустыми руками пришли.
Тут к нам подошел распорядитель. Высокий, худой, с усами и, видать, из слабонервных.
— Надеюсь, ребята, вы не затеете скандала?
— Мы-то нет, — сказал Носарь. — А вон те — они могут.
— А кто это?
— Портовые, шайка Мика Келли.
— Бога ради не задирайте их! — сказал распорядитель. — Мы не хотим скандала — в прошлый раз кто-то разбил бутылкой большую люстру и удрал, а нам это обошлось в десять фунтов.
— Мы тоже скандала не хотим, — сказал Носарь с самым добродетельным видом. — Мы даже решили уйти.
— Вот молодцы! — сказал распорядитель.
Мы вышли как ни в чем не бывало, крикнув «пока» оркестру и послав воздушный поцелуй певичке. А за дверью все разошлись по местам.
План был такой: мне и Малышу спрятаться в мужской уборной и неожиданно навалиться сзади. А если кто из них забежит туда раньше времени по нужде, наше дело с ходу его обработать — тогда Носарю и всем нашим меньше будет возни. Все остальные, кроме Носаря, спрячутся внизу под лестницей, а он будет стоять как ни в чем не бывало на виду и курить — приманка для Келли.
Получилось так, что двое портовых зашли в уборную. Помню, когда мы за них принялись, в дверь заглянул третий, но он, как видно, свято уважал честные драки и поэтому предоставил своим приятелям выпутываться самим. Но не очень-то им это удалось. Когда они вошли, я стоял за дверью, а Малыш-Коротыш спрятался в кабине; я подставил второму ножку, первый обернулся, но тут Малыш выскочил и заехал ему головой в живот, а в этом Малыше фунтов сто весу. И первый был готов — он долго не мог отдышаться, и, наверно, за милю было слышно, как он хватает воздух. Зато со вторым пришлось повозиться — он не растерялся, упал на руки, что спасло его от удара о каменный пол, вскочил быстро, как кошка, злобно фыркая, и в руке у него уже была велосипедная цепь. Он стал ею размахивать. Надо было видеть, как он со свистом рассекал этой цепью воздух, а я и Малыш-Коротыш выдавали какой-то танец, не то квикстеп, не то классический балет, чтобы нас санитары не унесли.
Все обошлось без крови, но этот малый сделал кое-что похуже — задел Малыша цепью по плечу, а он у нас франт и не любит, чтоб ему шмотки рвали. Тогда Малыш, недолго думая, снова ринулся головой вперед — раз-два, в жизни не видал ничего красивее. Он обхватил этого малого вокруг пояса, а тот, задыхаясь, стал молотить Малыша по спине. Я выждал, пока мне будет сподручнее, и ударил его под ребро. Потом я подобрал цепь, а Малыш-Коротыш съездил его по морде, и он схватился за глаз.
Потом мы дунули вниз по лестнице. Там было весело — ребятишки усердно лупили друг друга, многих сбили с ног и чуть не затоптали. Где-то между вторым и третьим этажом нам попался навстречу один из ребят Келли, а может, он был просто посторонний. Но я схватил его за галстук и спросил, далеко ли он собрался.
— А тебе какое дело?
Подмигнув Малышу, чтоб он дал ему подножку, я сказал: «Есть дело», — отпустил галстук, и он загремел вниз. Ряды наших врагов сильно поредели — несколько человек сразу испарились, как только увидели нас с Малышом. Некоторые сидели на полу, и кое-кто уже оседлал их. На ногах остался один Келли.
Он выхватил нож.
Сперва нам показалось, что у него в руке мелькнуло что-то черное. Но тут же лезвие ярко сверкнуло, и, братцы, тут я замер. И все замерли, потому что он наставил нож прямо Носарю в живот. И говорит:
— Отпустите моих ребят, не то, ей-ей, я ему брюхо вспорю.
— Значит, ты ножом? — сказал Носарь спокойно. Но его прошиб пот.
— А ты заткнись!
И они ушли. Отступили в полном боевом порядке. А когда все они были уже на улице, Келли преспокойно проколол Носарю рубашку и надрезал ее. А потом тоже ушел. Может, вам это покажется невероятным: ведь он один держал нас шестерых, правда, с ножом, но только так оно и было. Вот попробуйте сами выйти с, голыми руками против ножа, живо присмиреете. Когда вытаскивают нож, всякий смирным становится.
Они перешли улицу и сели в трамвай. Трамвай сразу тронулся, так что мы не могли бы их догнать, даже если б захотели. Но я был сыт по горло и готов поставить тысячу против одного, что все остальные чувствовали то же. И когда кто-то вспомнил про тех двоих, в уборной, один только Малыш-Коротыш предложил еще потолковать с ними, чтобы сквитаться за нож. Никто его не поддержал, и он не настаивал.
Читать дальше