Сид Чаплин: На перевале

Солнце уже стояло высоко, изумрудно посверкивали обработанные химикалиями виноградники на склонах гор за кукурузным полем, на котором кто-то, справлявший малую нужду, приветственно махал свободной рукой красному автомобилю. Слившись с ним, Нед неотрывно смотрел на дорогу, зато старик, его дед, поощрительно помахал нахалу. Умиротворенное настроение старика покоробило Неда. В голове горошиной гремела мысль. Ищешь сюжет – и обязательно подворачивается что-нибудь неподъемное. О ветровое стекло разбивались мухи и расплющивались в ажурные, насквозь источенные монеты со скелетиком вместо царственного лика. Далеко позади остался Милан, впереди вырастали горы. Они быстро ехали. Старик бросил на Неда взгляд и сел прямо, уперев подбородок в грудь и надув щеки. Настроение у него испортилось.

– Притормози, Нед, – сказал он. Проехали еще километра два.

– Ради Христа, Нед, я хочу есть, – потребовал старик. Сбросив газ, Нед высматривал, где остановиться. Когда они перемахнули через белый мост, под которым, словно подсиненная, голубела полоска воды, старик издал одобрительное мычание. Нед затормозил и тут же подал назад, едва успев разъехаться с дымившей навстречу автоцистерной. Старик недовольно шмыгнул носом, но внуку было не до того. Красный автомобиль тряхнуло на колее проселка, укрытого в тени деревьев, и они встали. «Приехали», – сказал Нед, доставая корзинку с провизией, и старик медленно выбрался размять ноги и осмотреться.

На узкой полоске поля стеной стояла кукуруза, мотая лохматыми початками, дальше террасами всходила голая скала, непригодная для виноградника. Поле и дорога выводили к ферме, за ее лимонно-желтым забором пылала красная черепица. Другим концом дорога уходила к высоким деревьям вроде тополей, также пылавшим огнем, только нежарким, зеленым, и их тень доставала до самой реки. Обещанием избавительной прохлады поплескивала невидимая вода: подход к ней загородила высокая, по колено, крапива. Жара допекла старика. Он пнул крапиву – как тянуло посидеть в холодке!

– Господи, у них крапива воняет.

– Это не крапива, – сказал Нед. – Тут мусор спускают в воду. Течением все уносит. Своего рода сливной бачок.

Старик еще принюхался.

– Черт, а ведь правда, – сказал он.

Поднялся и опустился рой сизых, цвета окалины, мух.

– Вот это кстати! – воскликнул старик, взяв пластмассовую чашечку с кофе. Он шумно выпил его, потом отщипнул кусок от булки, отдельно пожевал салями. Нед не стал есть. Он пил красное вино. Один раз они задели друг друга локтями, и Нед слегка отпрянул в сторону, и тогда старик беззлобно скорчил презрительную гримасу.

Зловоние крапивы заползало ему в рот, даже кофе не мог его перебить. Он был насквозь пропитан им. И тут из-за автомобиля, словно привидение, вынырнула старуха в каком-то черном балахоне поверх коричневых штанов, кое-как заправленных в опорки. Она стояла, раскачиваясь с носка на пятки, и ботинки с отставшими подошвами зевали по-рыбьи, показывая ржавые зубы. Не сводя глаз с булки, торчавшей из корзины, она понесла какую-то тарабарщину. «Мы что, на ее участке?»– спросил старик. Нед отрицательно мотнул головой и отдал ей булку. Она жадно куснула ее и продолжала лопотать, плюя крошками, а остаток хлеба сунула под балахон, и тут выяснилось, что вместо руки у нее культяпка. Она молящим жестом, крестом раскинула руки, ее грязная культя жалко морщилась. Нед заговорил со старухой по-итальянски. Но та весь свой пыл обратила на старика, повернувшегося к ней затылком. Мало того, что от нее пахло, как от этой крапивы, она еще словно ставила ему это в укор. Ишь какой чистенький, упитанный старичок. «Скажи ей, чтобы уходила», – сказал старик. «Она говорит, что у нее никого и ничего нет, – сказал Нед, – и просит денег». «Возьми», – сказал старик, та рассмеялась, запрокидывая голову и комкая в здоровой руке бумажку, и исчезла, опять как привидение. Старик облегченно вздохнул.

– Еще дешево избавились от ее вонищи.

– Нацисты убили ее мужа и троих сыновей, – сказал Нед. – Теперь ходит, побирается, спит где придется.

Старик сморщил нос.

– С нами она загостилась, – сказал он и, взглянув на Неда, подавил смешок.

– Есть вещи похуже, чем попрошайничество, – сказал Нед.

– Ты на что, черт возьми, намекаешь? – взорвался старик.

– Что это честный кусок хлеба, – ответил Нед.

– Что ты знаешь о куске хлеба, черт бы тебя побрал? – кипятился старик. – Да ты в свои двадцать три года палец о палец для себя не ударил!