Мэтью Квик: Прости меня, Леонард Пикок

ство посетителей ресторана это видели, я точно знаю, потому что к концу нашего обеда все как один укоризненно качали головой. Мама Ашера не велела ему прекратить безобразничать или, по крайней мере, хоть как-то признала факт хулиганства. Она предоставила ему полную возможность доставать официантку, которая была или слишком молода, или слишком замотана (или слишком тупа), чтобы вступать в пререкания, а потому продолжала снова и снова таскать Ашеру кока-колу. А тот, похоже, был в полном восторге от того, что может издеваться над официанткой. И все улыбался и улыбался, типа, он принц какой; в тот день я ненавидел его даже больше, чем потом, когда мы уже учились в младших классах средней школы. И когда в нем реально возобладало его порочное начало, он стал злобной скотиной. Словно у него внутри сломалось нечто такое, что не подлежит починке. В начальной школе он еще таким не был, но затем начал резко меняться, и это все круто перевернуло.

Если не считать отрывков, которые транслируют в метро.

Даже забавно, что мне одновременно и нравится, и не нравится тот факт, что миссис Бил поет себе как ни в чем не бывало, однозначно забыв обо всем на свете.

Что может заставить ее навсегда забыть о пении.

Должно быть, кому-то это покажется странным, но, наблюдая за тем, как миссис Бил поет, я вспоминаю экспозицию на тему «Рождественской песни в прозе» Диккенса, которую устраивают в городе каждый декабрь. При свете газовых фонарей ты идешь по узким мощеным улочкам викторианской Англии, заглядываешь в оконца крошечных домиков, в одном из которых, не сомневаюсь, распевают маленькие деревянные человечки, вместе с бедолагой Скруджем следуешь за Святочным Духом Прошлых Лет, Духом Нынешних Святок и Духом Будущих Святок до тех пор, пока Скрудж не впускает добро в свое сердце, и тогда вокруг сплошь толстозадые индейки, и «Счастливого Рождества!», и «Да благословит вас Господь!». Однажды папа взял меня в Диккенсовскую деревню, но тогда я уже учился в младших классах средней школы, а потому несколько перерос эти детские забавы, типа, примерный отец ведет сына за руку. А поскольку папа был под хорошим кайфом, он не заметил, что остальные сыновья и дочери были не выше четырех футов ростом. И поскольку он был под хорошим кайфом, то не заметил, что его качает из стороны в сторону, что у него бессмысленный взгляд и что все на нас пялятся. По иронии судьбы, мой папа был настоящим фанатом Рождества. Рождество делало этого сукина сына сентиментальным, и он начинал с энтузиазмом предаваться двум своим самым любимым занятиям: выпивать и баловаться наркотиками.

Почему отличные парни всегда разочаровывают тебя, как только ты начинаешь им верить? Это что, закон природы такой или как? Какого черта?!

Спусковой крючок напоминает мне замерзшее змеиное жало.

Вот так, как правило, все и бывало, когда я оставался с Ашером наедине в его спальне: мой дух будто отделялся от тела и парил в воздухе. И какое-то время это работало, мне становилось легче. Типа, пока я спокойно парил с закрытыми глазами под потолком, все это происходило не со мной, а с кем-то другим.

Новости моментально сделают меня знаменитым, однозначно, а что есть слава, если не сила и популярность?

Неожиданно я вспоминаю, как это было. Действительно вспоминаю. Воспоминания вполне реальные. Откуда они взялись?

Наверное, я слишком боюсь, что подумают обо мне люди, когда догадаются, кто именно сделал фото, а затем, естественно, зададут вопрос, почему я следил за Ашером через окно его спальни. «Зачем?» – спросят они меня. А объяснять тупоголовым кретинам причину для меня было бы страшнее смерти. И если фото всплывет, Ашер определенно инкриминирует это мне. И, зуб даю, утащит за собой на дно. Отдаст меня на растерзание своим тупоголовым кретинам. А они поверят каждому его слову, потому что он больше похож на них, чем на меня.

И это напоминает мне о том, что у Гамлета тоже был шанс убить Клавдия, когда тот молился, но Гамлет не стал этого делать, поскольку Клавдий только что попросил прощения у Бога, а потому получил законное право попасть в рай, как сказала бы Лорен. Поэтому Гамлету пришлось подождать, пока Клавдий снова начнет грешить. Интересно, а стал бы Гамлет убивать Клавдия, если бы застал его, как я Ашера, за занятием онанизмом? Мне почему-то кажется, что нет, отчего на душе сразу становится легче. Ну кто станет убивать человека, когда тот онанирует? Нет, похоже, такое просто-напросто невозможно. Зуб даю, Гамлет бы дико ржал, если бы застукал убийцу своего отца за суходрочкой. А кто бы на его месте не ржал?