Халльгрим Хельгасон - Женщина при 1000 °С

Папа: «Англичане думают только о своем Лондоне. Они только одного боятся: что Германия будет видна из Дувра».

Мама: «Ханси! Я не понимаю этого… всей этой… завоевательности… Вот почему немцам захотелось заполучить все эти страны? И что они будут делать с этими странами? Не станут же они жить в Польше или в Норвегии… Разве им не нравится просто жить у себя на родине? Ведь у них такая хорошая страна…»

Папа (шепотом): «Маса, попридержи язык!»

Мама: «Как будто наш язык тут кто-то понимает!»

Папа: «Вильфрид с нижнего этажа учится со мной на одной кафедре. Он по-исландски читает как воду пьет».

Мама (тихо) : «Ханси, разве ты не видишь, какое это безумие? Сколько ему… этому человеку…»

Папа: «Маса, тсс!»

Мама (быстрым шепотом) : «Сколько стран этому человеку нужно завоевать? Сейчас я скажу, как мама: он что, не может просто прокатиться по ним на поезде, если ему так уж захотелось посмотреть мир? Это как будто… вот как если бы нашему Эйстейну со Свепнэйар вдруг втемяшилось в голову завладеть всеми островами Брейдафьорда. Тогда бы он больше не смог вести хозяйство – у него все время бы уходило на то, чтоб удерживать эти земли. Кто имеет все, тому ни от чего нет проку, как говорит мама».

Папа: «Мама, мама… А вот если бы… если б у него отобрали острова Грасэй и Лингэй? Разве он не имел бы права потребовать их обратно? Прошлая война окончилась для Германии унижением. Мы имеем право…»

Мама: «Ханси, ради бога, не надо говорить мы!»

Папа: «А как же Судетский округ, Пруссия, Эльзас? Ведь это все – немецкие земли».

Мама: «Ага, а еще и Норвегия, Дания и Исландия в придачу! Ханси, ты понимаешь, что все это… просто-напросто мания величия?»

Папа: «Исландия?»

Мама: «Ты же сказал, что сегодня утром Исландию заняли?»

Папа: «Да, но не немцы».

Мама: «Ну? А кто же?»

Папа: «Исландию захватили англичане. Мы стали британской колонией».

Мама: «Англичане?»

Тут в разговоре возникла пауза. Я продолжила раскрашивать исландский флаг, но карандаш совсем затупился, и в синем остались незакрашенные места. Тем не менее я не посмела протянуть руку за точилкой, лежавшей на лавке возле мусорного ведра. Когда великие державы начинают войну, маленькому народу лучше смирно сидеть и ждать. До мамы дошел смысл новостей.

Папа: «Теперь ты поняла, что я говорю?»

Мама промолчала, повернулась к раковине, неуклюже открыла кран и надолго застыла, уставившись на струю.

Папа: «Не трать попусту воду. Говорят, летом ее уже может на всех не хватить».

Она потянулась за ковшом, наполнила его наполовину, затем закрыла кран и поставила ковш на конфорку, забыв включить газ. Затем она повернулась к папе, который все еще стоял в проходе в белой рубашке с засученными рукавами, опираясь локтем о дверной косяк и той же самой рукой убирая волосы со лба.

Мама: «Значит, они… Исландия вся захвачена?»

Папа: «Да».

Мама: «И острова?»

Папа: «В Брейдафьорде? Скорее всего, тоже».

Мама: «Но… их же так много…»

Я представила себе: две тысячи солдат завоевывают две тысячи островов. И потом стоят там на часах – по одному на каждом островочке, навытяжку, с ружьем на плече. А вокруг в воде тюлени, словно неведомое жирное морское войско.

Вот такой была первая мысль мамы, мысль, которой иногда давали волю жители Брейдафьорда. Мир, в котором мы жили там, был особенным и не всегда считался частью Исландии. Как выразился один брейдафьордский бонд, на Островах жить хорошо, но плохо, что вокруг них горы – датские. А когда в 1944 году Исландия наконец стала независимой, бабушка будто бы сказала: «Ну вот, теперь мы, наверно, с ними, болезными, торговлю наладим». Она всю свою долгую жизнь была датской подданной, жила под датским флагом, но никогда не склонялась перед этим фактом, никогда не подгоняла свою душу под датскую одежку. Разве не свободен тот, кто считает себя свободным? Мне кажется, что именно такая участь уготована нам, исландцам, в грядущие века, при том что уже сейчас зарубежные фонды стремятся заграбастать нашу страну себе. Нам придется вообразить , что мы ровня другим народам. Как мы и делали веками. Едва ли такой народ так много живет внутри собственной головы, как исландцы. Бабушка как-то рассказывала мне про Гвюдрун с Попова берега, которая стала жертвой Разбойного набега [74], а после сказала: «Это меня только внизу обесчестили, а в голове я еще невинная». Эти слова да вышить бы золотом на нашем флаге!

Мама: «И что это значит? Что нас захватила Англия?»