Зоэ Бек - Голос крови

– Ты поразительно похожа на двоюродную бабушку, – всегда говорила ее мать.

Фиона никогда не видела ни одной фотографии той двоюродной бабушки. После смерти матери ей даже удалось внушить себе, что она не родная дочь, а приемный ребенок. Вероятно, так она пыталась примириться с гибелью матери.

Она фантазировала, придумывая биографии своих воображаемых родителей, и представляла себе, как в один прекрасный день встретится с этими идеальными созданиями. Они обнимут ее, и Фиона наконец почувствует, что все у нее хорошо и так, как надо. Вспоминая об этом теперь, она задавала себе вопрос, отчего в то время никогда не задумывалась о том, почему настоящие родители отдали ее чужим людям.

«Детские фантазии», – решила она однажды после того, как эта фаза осталась позади. Зато сейчас ее как гром среди ясного неба поразила мысль, что, оказывается, она тогда вовсе не так уж и заблуждалась. Несколько лет назад она как-то поделилась этими мыслями со своим психотерапевтом, и тот на это сказал: «Многие дети проходят этап, когда им хочется иметь других родителей, и они рисуют в своем воображении, как им жилось бы, если бы у них были такие родители, о каких они мечтают. Детям кажется, что их никто не понимает, что они одиноки и от всех изолированы, потому что не умеют рассказать о своих проблемах и чувствах. Особенно труден период полового созревания. Гормоны так и играют, порой выпадают периоды депрессивного настроения, родители пристают с замечаниями и запретами, и человек начинает мечтать о другой, лучшей жизни. В вашем случае к этому добавилась еще и смерть матери: „Если мать, которая умерла, не была мне родной, думать об этом уже не так больно“».

Откуда же ему было это знать! Откуда было это знать Фионе! Роджер был такой любящий, такой беззаветно преданный отец. Он так много с ней занимался, столько посвящал времени…

«А где ж тогда была моя мать?» – спрашивала себя Фиона. Воспоминания о ней стерлись со временем так же, как и пережитое горе. Сегодня от нее почти ничего не оставалось в памяти. Мимолетное ощущение, и только.

– Должны же быть какие-то документы, – сказала Фиона. – Где мое свидетельство о рождении?

В дверь постучали. Это Мораг принесла поднос с чайником и тремя чашками. Она поставила его на письменный стол, где лежали фрукты.

– Тебе лучше? – спросила она тихо.

– Да, спасибо, – сказала она.

Фиона заметила, как раздраженно Роджер посмотрел на ее подружку.

– Может быть, ты оставишь нас на минутку вдвоем? – Вопрос был задан не только решительным, но и очень нелюбезным тоном, и выражение приветливого сочувствия на лице Мораг сменилось явной разочарованностью.

– Конечно же. Извините!

Она схватила с подноса третью чашку и торопливо удалилась из комнаты.

– Каждый раз спрашиваю себя – каково это, жить под одной крышей со своим клоном, – пробормотал Роджер и, наливая чай, покосился на дверь.

– Ну что тут такого особенного! – как всегда, ответила Фиона.

– Но зачем она это делает? – покачал головой Роджер.

– Так что там насчет моей метрики? – переменила тему Фиона. – Ты в ней записан как мой отец. Место рождения – Берлин. Между прочим, мама мне говорила, что я родилась на несколько дней раньше срока и вы как раз тогда были в Берлине. Теперь я, конечно, спрашиваю себя, как я могла поверить в такую чушь.

– Ты не задавалась этим вопросом, пока не узнала, что это не так.

Чтобы не смотреть на Роджера, она не поднимала глаз от чашки, словно в ней могла найти все ответы.

– Так как насчет этого?

– Она сказала мне, что при переезде из Берлина в Англию потеряла все документы. Она подала заявление, чтобы ей выдали новые, включая твою метрику, а мне предложила: «Почему бы не записать тебя сразу как отца ребенка, тогда у нас не будет возни с усыновлением». И я согласился.

– Послушать тебя, ты вообще был у нее под каблуком, – язвительно сказала Фиона. Роджер окончательно вывел ее из терпения. – Она тебя бросила, ты несколько лет маялся как неприкаянный, пока она не вернулась, а после этого позволял помыкать собой как угодно. Она вешает на тебя чужого ребенка, а ты даже не требуешь, чтобы она сказала, от кого он! Ну какой же ты все-таки слабак!

– Я любил ее и боялся, что она уйдет, если я…

– Я имею право знать, кто мой отец. И тебе надо было потребовать понастойчивее, – накинулась она на него.

Роджер встал и начал мерить шагами комнату:

– Я же только хотел…

– Вот именно – ты только хотел! Мама только хотела! А я, черт возьми, была маленькая! А как насчет того, чтобы подумать обо мне – вдруг я тоже чего-то захочу? И почему, скажи, пожалуйста, мама почти совсем мною не занималась, хотя она сидела дома якобы для того, чтобы воспитывать меня? Где она была, когда ты учил меня ездить на велосипеде? Когда мы с тобой ходили на плавание? Где была мама?