Элисон Уэйр - Плененная королева

– Адель Шампанская, – ответил Генрих. – Она сестра графов Шампанских и Блуа, которые, как говорят, хотят жениться на твоих дочерях от Людовика. Так что Людовик собрался жениться на сестре своих будущих зятьев. Это почти кровосмешение! – наморщив лоб, зло проговорил он. – Я не одобряю этот брак. Если Адель родит сына, то мне придется проститься с моими надеждами на Францию. Но даже если и не родит, ее братья – мои враги, и они могут посеять рознь между мной и Людовиком. Ничто не порадует их сильнее, чем разрыв нашего союза. А если это случится, то Людовик оставит за собой Вексен.

Эта богатая земля на границе с Нормандией была приданым Маргариты. Несколько лет назад Генрих уступил Вексен Людовику, а теперь предвкушал возвращение этих земель.

– Мы не можем терять ни минуты! – воскликнул Генрих.

Он тут же приказал привезти Маргариту из Руана, быстро получил разрешение от Папы и начал спешно готовиться к свадьбе.

По окончании венчальной мессы король и королева во главе процессии с новобрачными детьми направились назад по нефу на холодный ноябрьский воздух. Перед собором стояли толпы, благословлявшие двух детей. Облаченные в великолепные одеяния, они являли собой весьма живописную картину. Дети держались за руки и робко улыбались. Из толпы послышались слезливые вздохи и ахи. Люди прекрасно понимали, что два этих маленьких человечка будут определять их будущее. Потом появились вооруженные воины и проложили проход в толпе: пора было возвращаться во дворец на свадебный пир.

Король сел за высокий стол, королева слева от него, а на почетном месте справа, рядом с императрицей, расположились Молодой Генрих [43]и Маргарита, тогда как принцесса Матильда, несколько ущемленная по случаю такого грандиозного торжества, мрачно уселась между Алиенорой и Бекетом. Маленькая французская принцесса явно наслаждалась происходящим: она то хлопала шутам императрицы, которые совершали немыслимые прыжки, то заталкивала в свой нежный, как розовые лепестки, ротик лакомые кусочки.

– Что, по-твоему, сын мой, скажет король Людовик, когда узнает о бракосочетании своей дочери? – спросила императрица, когда принесли первое блюдо.

– Ему не на что жаловаться, – самоуверенно сказал Генрих. – Контракт подписан, а там ясно выражено его согласие на этот брак.

– Людовик может с этим не согласиться, – вставила Алиенора, угощаясь свининой с золотого подноса. – Уже не в первый раз мы обманываем его, когда речь заходит о браке, милорд! – Она лукаво улыбнулась мужу.

– Да, но в данном случае он дал свое письменное разрешение. С этим не поспоришь.

– Людовик может решить, что его оскорбили, ваше величество, – наклонился над столом Бекет. – Сказать, что условия договора были нарушены. А потому отозвать приданое.

– Я так не думаю, – озорно улыбнулся Генрих. – Я уже отправил послание рыцарям-тамплиерам, которые блюдут порядок в Вексене, и они охотно согласились сдать Вексен мне. А теперь, когда Маргарита сочеталась законным браком с моим сыном, я решил взять ее в свой дом. Девочка будет заложницей на случай всех тех претензий, которые могут появиться у Людовика.

Услышав это, Алиенора только головой дернула.

– А кто будет отвечать за ее воспитание?

Генрих накрыл ее руку своей.

– Ты, конечно! – подмигнул он.

– Но это против ясно выраженной воли Людовика, – произнесла императрица, прежде чем успела возразить Алиенора.

– Я не позволю оскорблять мою жену, – заявил Генрих. – И кто может быть лучшей матерью для нашей новой дочери?

– Ты не говорил этого прежде! – кипела позднее Алиенора. Они лежали на кровати, и Генрих властно схватил жену и впихнул между ее ног колено. – Ты принял такое решение только потому, что оно устраивает тебя. Мои чувства протестуют против этого.

– Ну да, протестуют, – проговорил Генрих, взгромождаясь на нее. – Политически нам выгодно иметь Маргариту при себе, под твоей опекой. Я знал, что тебе это понравится.

Алиенора хотела было возразить: мол, Генрих не стал отвечать на самое главное в ее возражении, но тут губы мужа накрыли ее губы, и он с силой вошел в нее. Против ее воли волна наслаждения нахлынула на Алиенору, и у нее не осталось выбора – лишь полностью отдаться этому чувству. Как и много раз прежде, они занимались любовью с неистовством, перекатывались друг через друга по кровати, прижимались, целовались с такой жадностью, словно от этого зависели их жизни.

Потом Алиенора лежала, уставшая, в объятиях Генри, чувствуя такой прилив любви к этому сложному, трудному в общении человеку, как будто переживала некий эмоциональный оргазм, от которого у нее перехватывало дыхание, слезы наворачивались на глаза. Невольно прижимала она к себе Генри, словно могла никогда не отпускать его, и вдруг обнаружила, что всем существом желает, чтобы их отношения всегда оставались такими же идеальными.