Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)

— Вот так-то! — сказала Молли с ухмылочкой, довольная, что ее приказаниям повинуются в секунду.

На следующий день я застал Тревора на диване у нас в гостиной с огромным синячищем на лбу. Он таки починил замок, но, когда вытаскивал клинья, которые я подложил под ножки, дверца открылась и хлопнула его по голове. Молли промывала рану.

Я без колебаний выбрал его на роль дополнительного мужа Молли.

Наша жизнь — вернее, моя жизнь — теперь поспокойней. Не скажу, что стало меньше шума и стычек, просто часть нагрузок взял на себя Тревор. Он заходит к нам почти каждый вечер. А если несколько дней не показывается, Молли бежит выяснить, что это он надумал.

— Девок к себе таскает, — говорит она со злостью, возвратясь от него. — Как пить дать. А сам завирает, будто слушает пластинки. Почему-то у нас не слушает!

— Ему нравится, когда шумят, — сказал я ей. — Он сам говорил, когда в последний раз был у нас. Не так одиноко.

Тревор появляется снова, но мы не обсуждаем нашу сделку. Он катает Молли на своей гоночной машине, ей страшно, но мне она говорит:

— Секс это, больше ничего. Заменитель. Ты-то, конечно, на его стороне.

В самом деле, стоит им отправиться в Лондон, как я — в море, на яхте. Когда он привозит Молли назад, она заявляет:

— Гонщики — сборище слабоумных импотентов.

— Ну и характерец! — говорю я Тревору.

— Характерец! — вторит Тревор, хлопая себя по коленке. Потом, бросив на меня озорной взгляд — он, вроде меня, страсть любит опасность, — говорит иногда: — Пойдемте поужинаем в "Корабле".

(Я держу свою подпольную лодку на причале у ресторана.)

Мы катим вниз, и, стоит ей увидеть какой-нибудь парус, она заводится насчет "вонючих яхтсменов". За обедом она так орет, что все посетители, забыв о еде, начинают на нас глазеть.

— И где только ваша совесть! Между вами, двумя, что-то происходит, мои милые!

А когда голос ее на секунду стихает, она шмыгает носом, как щенок, и оба мы от этого звука шалеем.

Перевод М.Лорие

— У нас в это время строители работали, — всегда уточняет мой отец, если ему случается упомянуть о своем втором браке, том, который так быстро развалился. — И как раз, — добавляет он, слегка прокашлявшись, словно готовился произнести что-то нескромное, — случилось так, что мы на время остались без лестницы.

Это правда. Я помню то лето. Мне было пятнадцать лет. Я приехала из школы, когда кончился триместр, и, добравшись до дому, убедилась, что не только моей матери больше нет, но нет и лестницы. Лестница на второй этаж исчезла.

Мы жили в старом бурого цвета доме с длинными окнами высоко под крышей, похожими на глаза, прищуренные от солнца. В тот день, выйдя из машины, я увидела, что парадное крыльцо забрано лесами, а на земле перед ним — две кучи песка и известки, на которые отец просил меня не наступать, "чтобы не прибавлять работы Джейни" (так звали его вторую жену). Я вошла в дом. Представьте себе мое удивление: маленькая передняя исчезла, потолка не было, так что была видна крыша, одна стена соскоблена до кирпича, а на другой висит длинное брезентовое полотнище.

— А где лестница? — спросила я. — Что вы сделали с лестницей? — Я была в том возрасте, когда все кажется смешно.

Над головой у нас послышался мягкий, хорошо поставленный голос.

— Ага, узнаю этот смех, — сказал голос ласково и лукаво.

Это мисс Ричардс, или, вернее, вторая жена моего отца, стояла за канатом, который протянули над краем площадки, и она словно висела в воздухе, как борт корабельной палубы. Пол там был как будто отпилен. Раньше она была у отца секретарем, я часто видела ее у него в конторе, но теперь она изменилась. Светлые волосы были взбиты, и коричневое платье — блестящее, накрученное, совсем неподходящее для деревни.

Помню, как нелепо они выглядели: она наверху, а он внизу, и оба передо мной оправдываются. Рабочие, объяснили они, два дня назад разобрали старую лестницу, а новую обещали построить вдоль длинной стены комнаты, позади брезента, еще до моего возвращения из школы. Но слова не сдержали.

— А пока, — сказал отец, перебивая жену, потому что она слишком уж старательно оправдывалась, — мы пользуемся стремянкой.

И указал рукой. Жена его в эту минуту как раз подходила к краю площадки, где стояла короткая стремянка со столбиком наверху, за который держаться, когда ступаешь на верхнюю ступеньку футах в девяти от земли.

— Ужас что такое! — пропела моя мачеха.

Мы с отцом смотрели, как она будет спускаться. Она не могла сообразить, какой рукой взяться за столбик и как спускаться — лицом вперед или спиной.