Юрий Поляков - Время прибытия

Конечно, числа, даты, юбилеи —
Символика, условность, этикет,
Тогда зачем я сердцем холодею
От мысли: мне сегодня тридцать лет!
Но жизнь идет. В загулах и заботах
Мотыжу невеликий садик свой.
А кто-то, строгий, щелкает на счетах,
Насмешливо качая головой.
День миновал – веселый или тяжкий —
Забудется, водою утечет.
Но белые и черные костяшки
Всему ведут неумолимый счет.
Сегодня в сердце – хмурая усталость,
Назавтра – молодеческая прыть…
Что там, на счетах?
Сколько мне осталось?
Узнать бы, разрыдаться и забыть.

Ну, поместит стихи журнал,
Ну, пролистнет стихи читатель,
А ты мыл слово, как старатель,
Ты потрясти весь мир желал.
Иль удивить. Хотя б слегка,
Но все удивлены настолько,
Что от стихов не стало толку —
Непочитаема строка.
Все это понимают,
но
Прут в мир стихи, друг другу вторя.
Так в кризис жгут в печах зерно,
Так молоко сливают в море…

Я был к нему не то что равнодушен,
А, мягко выражаясь, не влюблен.
Вино, табак, литературный ужин.
Кричит поэт. Орет магнитофон.
Заветное свое стихотворенье
Пииту декламирует пиит,
Не слыша, как в предвечном озверенье
Похмельный Гамлет песенки хрипит.

Небосвод погас, вспыхнул и погас.
Снова на душе светлее.
Буду ждать тебя я в последний раз
В кипарисовой аллее.

Припев:
Только прошу тебя, не плачь!
Только прошу тебя, не плачь!
Я задержу в своих ладонях твою руку.
Ты слышишь, гипсовый трубач,
Старенький гипсовый трубач
Тихо играет нашу первую разлуку.

Шепчет нам «прощай» темная река.
Отражая звездный трепет.
Что любовь порой может быть горька,
В юности никто не верит.

Припев:
Только прошу тебя, не плачь!
Только прошу тебя, не плачь!
Я задержу в своих ладонях твою руку.
Ты слышишь, гипсовый трубач,
Старенький гипсовый трубач
Тихо играет нашу первую разлуку.

Расстаемся… В том
нашей нет вины.
Потому еще больнее.
И в последний раз солнышко луны
Светит нам в конце аллеи.

Припев:
Только прошу тебя, не плачь!
Только прошу тебя, не плачь!
Я задержу в своих ладонях твою руку.
Ты слышишь, гипсовый трубач,
Старенький гипсовый трубач
Тихо играет нашу первую разлуку.

Качнулось вправо здание вокзала.
И он сказал, взглянув на небосвод,
Где в красных тучах солнце исчезало:
«Как этот день, так наша жизнь пройдет!»
И водки мне налил.
С толпой народа
Уплыл перрон, похожий на причал.
«Закат – лишь только повод для восхода…» —
Подумал я, но, выпив, промолчал.

Наверное, археолог грядущего,
с трудом раскопав наше время,
напишет в научном отчете:
«Особенно интересна страна,
занимавшая обширные земли
Европы и Азии.
Она оставила после себя
десятки тысяч
изваяний вооруженных людей.
И можно предположить,
что это
была крайне жестокая и
очень воинственная
цивилизация…»
Вот так он напишет о нас,
о Советском Союзе,
едва уцелевшем
в нашествиях, битвах, блокадах…

Иногда я представляю себе,
как буду выглядеть на смертном одре.
Попросту говоря, в гробу.
Я стою перед зеркалом
и расслабляю мышцы лица,
смыкаю веки, оставив щелку,
растягиваю губы
в куриной улыбке мертвеца.
Для достоверности
надо бы совсем закрыть глаза,
но тогда меня не станет
в зеркале…

Свежая весенняя трава
появляется не на голой земле.
Сначала
меж прошлогодних стеблей
проткнутся зеленые шильца ростков.
Потом бурое былье
минувшего лета
переплетется с новыми побегами.
Наконец,
через неделю, другую —
прошлогодний подшерсток
совершенно скроется
в маленьких джунглях
нового разнотравья.
…На примере растений,
я объяснял дочери,
как на земле
сменяют друг друга
поколенья людей.

Я смотрел на этого
самодельного индуса,
на этого толстолицего
последователя Рериха,
на этого пророка
новой веры
и удивлялся,
с какой жесткой решительностью,
с какой злой энергией,
с какой непримиримостью
он добивается права
быть самым строгим хранителем
этой самой доброй
религии…