Юрий Поляков - Время прибытия

Жизнь все бы переменила:
Зарплата, квартира, жена.
И трогательным семьянином
Окажется Дон Жуан.

Отвергнув плохую котлету,
За кухонный этот пустяк
Ромео разлюбит Джульетту
И бросит ее на сносях.

А мой сосед-выпивоха,
Безбожник и озорник,
Блаженствует в эпилогах
Еще не написанных книг.

Большие наступают времена.
И человек устал от изумлений.
Такие у явлений имена,
Что, в сущности, уже не до явлений.
Однажды утром разверну в постели
Газету «Правда»… Господи! Ура!
Космическое чудо! К нам вчера
Венерианцы в гости прилетели!
Такая радость, братцы, спозаранок.
Теперь мы в новой эре, коли так.
А кстати, как насчет венерианок?
И главное – возможен ли контакт?

Она погасит резко сигарету.
Задумается, бусы теребя,
Посмотрит на меня и скажет это:
«Мой дорогой, я не люблю тебя!»

И все, что было вечным и бездонным,
Что наполняло тело и слова,
Все сделается хрупким и бездомным,
Как ветром унесенная листва.

Вернуть листву! Вернуть любовь былую!
Сказать ей: «Без тебя мне счастья нет!»
И повторить стократ: «Люблю! Люблю я!»
Смешной и бесполезный аргумент…

Как результат проигранных сражений,
Реформ, не доведенных до ума,
Уродцами испуганных рожениц
Являлись в мир ужасные дома.

И вот стоит кирпичный Квазимодо,
Из подворотни тянет смертный хлад.
Шарахаются в страхе пешеходы,
Машины мимо в ужасе спешат.

Измучился несчастный архитектор,
К нему в ночи приходит страшный дом.
И плачет он, и проклинает тех, кто
Про старый грех напомнил перед сном!

Твои удивленные плечи,
Приветливая рука.
Любовь начиналась со встречи,
Как речка со струй родника.
А дальше – все ширились воды,
Студили закатную медь.
Течения, водовороты —
И вплавь уже не одолеть!
Потом за крутою излукой
Вставал непроглядный туман…
Любовь завершалась разлукой,
Бескрайнею, как океан…

А то, что остается за спиной,
Оно и в самом деле остается?
А, может, ускользает в мир иной,
Покуда кто-нибудь не обернется?

Но даже оглянувшись резко так,
Как только можно,
не решить задачи —
Не подглядеть потусторонний мрак,
Который все невидимое прячет.

Кому же ведом запредельный свет?
Быть может, тем,
кто безутешно машет
В последний раз любимому вослед.
Но тот, кто видел, никому не скажет!

И опять встает она
Из газетного тумана,
Эта новая война,
Без могил, без ветеранов.
Это будет не гроза,
Не кошмар о «красном смехе».
Хочется закрыть глаза
И очнуться в прошлом веке…

Голубая капелька огня —
Вмерзшая в холодный свод звезда.
Ты недостижима для меня
Ни за что на свете, никогда.

Осень осыпается с дерев.
Я по желтой осени иду.
Разве что однажды умерев,
Я смогу попасть на ту звезду.

Ни огня, ни сполоха во мгле.
Небеса осенние пусты.
Только ты одна на всей земле
Тоже видишь отблеск той звезды.

На непостижимой высоте
Светится она в вечерний час.
Впрочем, это я не о звезде —
О надежде, обманувшей нас.

Всех ближе та,
Которую недолюбил:
Виною маета,
Когда не до любви.
Другая женщина
Иль множество причин —
Все несущественно,
Когда в ночи
Она сквозь сон
Тебе погладит лоб
И скажет: все
Иначе быть могло б!
Достав вполне
Любовей и чинов,
На это не
Ответишь ничего…

Газетный некролог. О, как он кроток!
За рамкой жизнь наращивает темп:
Здесь выборы, а там – перевороты,
Кругом соревнование систем.

От суеты покойный отгорожен,
Дабы никто его не волновал
Тем, что в тайге нефтепровод проложен,
Что найден гриб размером с самосвал.

Как в черный саван, в рамочку зашитый,
Он отдыхает, словно и не жил.
И свой покой среди смятенья шрифтов
Он тяжкой суматохой заслужил!

Тот дом, где появился я на свет
(Куда, точнее, прибыл из роддома),
Стоит —
и внешних изменений нет.
А вот внутри все стало по-другому.
Где коридор, похожий на насест?
Куда девалась кухня и стряпухи?
Теперь тут главк, а может, целый трест!
Трещат машинки, шелестят гроссбухи…
Где я, забывшись,
сделал первый шаг,
Потом упал и зарыдал, опомнясь, —
Там секретарша с пачкою бумаг
Идет к столоначальнику на подпись.
А там, где я впервые невпопад
Заговорил, слова перековеркав, —
Какой-то красномордый бюрократ
Весь день орет на бессловесных клерков.
Но жизнь права.
И драма не нова.
А где еще им размещаться, трестам?
Все правильно. Но лучше бы трава
Росла на месте, освященном детством…