Борис Гайдук - Плохие слова

— Никогда больше так не делай.

«Никогда, конечно, никогда…», — хлюпала девочка.

«Мы больше не будем», — добавила волчица.

— Эй, да ты пьяный! — удивилась Татьяна. — С чего это вдруг?

— Там один у нас гараж выгодно продал. И на прощание всех угощает.

— А ты и рад!

Наутро картины молчали так, словно их вовсе не было.

— Что, притихли? Вот так-то лучше.

Молчали картины и вечером. И следующим утром.

— Ты что, волчара, обидку на меня затаила? — примирительно сказал Сергей.

Волчица ничего не ответила.

Позвонил Гриша.

— Серега! — торжественно объявил он. — Пришел конец твоим страданиям! Забираю у тебя свою экспозицию.

— Неужели? — Сергей почему-то не испытывал никаких чувств.

— Да. Мои знакомые коммерсанты гонят к нам из Москвы фуру с зеленым горошком, консервами, со всякой ерундой, в общем. Согласились взять. Только я уж в последний раз тебя попрошу: надо им привезти мое хозяйство. Они не в Москве, в Балашихе.

— Это ничего, рядом.

— Вот такие пироги. И деньги за картину с ними передашь. Уезжают они послезавтра, записывай адрес и телефон.

— Гриш, там у меня одна картина упала, с лилиями такая. Рамка треснула, сама тоже повредилась немного.

Ночью Сергей долго не мог уснуть.

Увязать картины в пакеты, как было, или пока не надо, неизвестно как их там повезут, может, удобнее будет распихать вдоль бортов? Передавят всех, до Барнаула-то. Взять ли с этих знакомых коммерсантов расписку? А вдруг обидятся? Но и без расписки тоже нельзя. Мало ли что.

Лучше всего картины не паковать, а просто взять с собой веревки и скотч и на месте решить.

Картины спокойно укладывались в машину, ни одна не захотела попрощаться.

Молчала волчица, отвернулась маленькая девочка с бантами, змей, казалось, и вовсе уснул.

Сергей вспомнил кареглазую красавицу.

«Зря отдал, — подумалось. — Лучше бы тебя, Горыныч».

Может, как-нибудь съездить к этому Юре, посмотреть, как она там устроилась? Телефон у этого хмыря Антоневича раздобыть, если остался, конечно.

Да нет, неудобно.

Частная собственность. Уплочено.

— Я насчет картин. От Гриши Капитанова.

— Давай, заруливай. Это чё, полный фургон, что ли?

— Нет, тут немного.

— Вон к той будке подгоняй, пока туда положим. А потом в фуру наверх закинем.

— Может, упаковать, чтобы не помялись. У меня скотч, поролон, веревки…

— Ладно, мы сами сообразим. Ничего с ними не будет.

Гараж показался неожиданно просторным и темным. Даже старый волговский двигатель и стопка зимней резины теперь не так загромождали его.

Покрасить его в какой-нибудь веселый цвет, что ли?

Зимнюю резину, кстати, пора обувать, по утрам уже первый ледок.

Сергей выкатил из гаража колеса, достал домкрат.

Сейчас обязательно нужно чем-нибудь заняться.

Несколько раз он прерывался, садился на табуретку и курил.

В следующие дни тоже много курил, сигарет улетало по полторы пачки в день.

Выпал и растаял первый снег.

Картины доехали успешно, ни одна не поломалась. Поврежденные лилии Гриша подправил, заклеил и приделал новую рамку.

Сказал, что стало еще лучше, выразительнее.

— Концептуально, как ты говоришь, стало, честное слово, — смеялся Гриша.

— Ну, если концептуально, тогда ладно.

Оттого что с лилиями снова все в порядке, Сергею неожиданно стало легко и спокойно. Он прошел в детскую комнату и остановился перед картиной с маленьким ангелом, рисующим на небе радугу.

Ангел на миг оторвался от своей работы:

«Классная у меня вышла радуга?»

— Что? Что?

«Радуга. Классная вышла радуга?»

— Отличная радуга. Только ты краски кладешь много, проливаешь половину.

«Ты ничего не понял. Это так и задумано».

Сергей приблизил лицо к картине и только сейчас под каплями падающего на землю пестрого дождя разглядел две крошечные фигурки.

Мальчика и девочку.

Сергей Анатольевич оглянулся по сторонам и, несмотря на множество людей вокруг, осторожно плюнул с моста в воду. Иногда он позволял себе эту детскую слабость — плюнуть с высоты. Болтаясь на ветру, плевок полетел вниз, однако в воду не попал: из-под моста высунулся прогулочный теплоход, и невинное хулиганство Сергея Анатольевича смачно плюхнулось на лысину стоящего на носу судна пассажира.

Люди слева и справа от Сергея Анатольевича оживились, двое или трое иностранцев, по виду ортодоксальных шотландцев, даже зааплодировали.