Борис Гайдук - Плохие слова

Колбаса больно щелкнула по щеке, ненадолго прилипла и упала вниз. Мила почувствовала, что вслед за пришлепнутым колбасой местом краснеет все лицо, и, не оглядываясь, быстро пошла к выходу.

— Так ей! — раздалось сзади.

— Я ее проучу! — догонял голос Харитона.

Уборщица у входа намеренно вывернула ей на ноги ведро грязной воды и зло захохотала. Ноги тут же промокли, черная вязкая жижа испачкала чулки.

Миле стало страшно, она опрометью бросилась вон из магазина, незаметно пролетев все семь этажей, и опомнилась лишь на улице.

Был обычный день.

Мила потрогала униженную колбасой щеку и не удержалась от того, чтобы лизнуть палец. На пальце остался вкусный запах, и на секунду Мила пожалела, что колбасный кружочек не приклеился к щеке, но тут же отогнала эту мысль прочь. Утешая себя тем, что в доме хватит продуктов до завтрашнего дня, тем более что еще одну очередь ей просто не выстоять, она присела на гранитную скамейку со львами и попыталась успокоиться.

Нельзя, чтобы муж увидел ее расстроенной, иначе он снова будет молчать сутки или двое, а может быть, даже уйдет на неделю. Иногда, если он молчал особенно долго, ей хотелось, чтобы он ушел, и даже хотелось уйти самой. Но стоило ему заговорить, как она все прощала и снова старательно радовалась их общей жизни.

Мила оглянулась, стащила с себя грязные чулки и забросила под скамейку. Вокруг никого не было. Туфли были испорчены, их она тоже оставила под скамейкой.

Мила встала и медленно пошла по тропинке, наслаждаясь запахом хвои. Пахло смолистым корабельным лесом, треснувшей теплой корой, искусно вырезанными шишками. Думалось о морском ветре, струящихся песках и других красивых, книжных вещах.

Повинуясь неосознанному чувству, Мила подняла глаза и отшатнулась в сторону, едва не споткнувшись.

Навстречу шла старуха без лица, одна из немногих оставшихся, но оттого еще более страшных. Дистиллированной воды, чтобы плеснуть под ее безлицый капюшон, у Милы с собой не было. Худшие времена прошли, и сейчас уже почти никто не носил с собой дистиллированную воду.

Мила на миг заколебалась, а потом отчаянно свернула с тропинки и побежала по асфальту. Ногам было колко и холодно, но столкнуться со старухой было гораздо хуже, и Мила, перепрыгивая через трещины, быстро пробежала по острым камням до пересечения с другой дорожкой.

У дорожки, на беду, оказался сладкий розовый запах.

Розы Мила никогда не любила, считая их напыщенными, а запах — вульгарным; и неизменно предпочитала свои, узкие и извилистые хвойные тропинки.

А здесь все было плохо: стояла безветренная духота, взад и вперед ходили толстые, перекормленные крахмалом дети, мерзкие мужчины с тонкими усиками в соломенных шляпах и часами на цепочке, жеманные, готовые каждую минуту упасть в обморок женщины.

Удивительно, но розовые дорожки нравились многим, почти половина дорожек в городе была розовой, а хвойных всего две или три. Поэтому Мила в свои двадцать шесть лет почти нигде не бывала, перебегая по спасительным хвойным дорожкам из дома на службу, со службы в магазин и иногда еще в театр драмы. В парикмахерскую приходилось идти по жасминовой тропинке, и всякий раз Мила тянула и откладывала стрижку на несколько месяцев и даже лет.

В журнале писали, что некоторые люди, особенно мужчины, могут спокойно ходить по любым путям: розовым, хвойным, мятным, лавандовым и прочим, не испытывая ни малейшего неудобства. Мила думала над этим и нашла здесь новое подтверждение тому, что мужчины совсем другие.

Мила же, пройдя по розовой тропинке всего несколько десятков шагов, проклинала себя за трусость, за то, что убежала от безлицей старухи. Может быть, ей снова удалось бы незамеченной проскользнуть мимо. Все из-за того, что происшествие в магазине ее расстроило и вывело из себя.

Теперь она почти бежала, расталкивая встречных и вертя головой по сторонам в поисках пересечения с какой-либо другой дорожкой, на худой конец кипарисовой или жасминовой, где ей было бы не так тяжело.

О том, чтобы снова перебежать между тропинками по асфальту, не могло быть и речи, еще раз такого страха ей не выдержать.

Перекрестков не было, и, отчаявшись, Мила бросилась в открытую дверь, пытаясь хотя бы перевести дух от удушающего розово-рвотного запаха.

За дверью оказался Музей быстрого питания. Мила недавно читала статью об открытии. Разумеется, Музей быстрого питания просто обязан был находиться на розовой тропинке, среди перекормленных детей и мерзких усатых мужчин. Также на розовых тропинках располагались Музей динозавров, киноцентр, аквапарк и многое другое. На хвойной же дорожке находился только театр драмы, в котором Мила много лет была единственным зрителем.