Лидия Гуардо - Исповедь. Пленница своего отца

Мы возвращались в Куломм на грузовичке. Старик приехал за мной и ребенком вместе со Старушкой. Она взяла мальчика на руки, а меня усадили в кузов.

Как только мы приехали домой, Старик снова начал держать меня взаперти, а ребенком стала заниматься Старушка. Она его кормила, меняла ему пеленки, мыла его. Мне не разрешалось к нему не только прикасаться, но даже близко подходить. Когда я наводила порядок на кухне, а он лежал там в своей колыбели, я старалась на него не смотреть.

Чтобы не испытывать душевных страданий, я мало-помалу приучила себя не обращать на него никакого внимания.

Позднее, когда он подрос и уже мог сидеть в маленьком детском креслице, я никогда с ним не заговаривала. Я делала вид, что его не замечаю. Когда он начал говорить, то стал называть Старушку мамой, а Старика папой.

Меня же он вообще никак не называл.

Так было до тех пор, пока однажды он не сказал: «´Иди!» Я на это никак не отреагировала. Тогда он произнес это слово еще раз, и только после этого я поняла, что он называет так меня.

С этого момента я почувствовала, что начинаю любить его.

Вообще-то я не знала, что это такое — любовь. Однако я начала смотреть на ребенка ласковым взглядом, а иногда, когда оставалась с ним наедине, даже гладила его по щеке. Я знала, чем при этом рискую, но сдержаться не могла. Я даже брала его на руки. Он был тяжелым и сильным и радостно улыбался.

Постепенно я стала все больше склоняться к мысли о том, что это несправедливо: мне не разрешается ни ухаживать за ним, ни даже прикасаться к нему. Ведь его матерью была я, потому что именно я родила его на белый свет. Я думала об этом все чаще, особенно после того, как Старик снова начал меня насиловать и истязать.

Я уже не могла с прежней стойкостью выносить изнасилования, которые опять стали ежедневными, и сексуальные извращения, к которым меня принуждал Старик. Появление на свет Раймона-младшего вызвало у меня желание оказать своему мучителю решительное сопротивление.

Поэтому я решила убежать к своей родной матери. Я ее совсем не знала, однако чувствовала, что она все еще жива и что моему брату уже удалось ее разыскать. Я не знала, где они — мой брат и моя мать — находятся, однако сама идея побега казалась мне такой заманчивой, что я была готова рискнуть и смело ринуться навстречу тем опасностям, которые, возможно, будут меня поджидать.

Я решила придумать план побега. Однако мои представления об объектах окружающего меня огромного мира ограничивались больницами, в которых я когда-то лежала, кварталами социального жилья и стоянкой возле супермаркета. Я не имела ни малейшего представления, куда можно податься.

Как бы там ни было, как-то утром я взяла на руки своего ребенка и выбежала из дому в домашнем халате и стоптанных туфлях. Я шла быстрыми шагами, не оглядываясь. У меня в голове вертелась только одна мысль: я должна разыскать свою мать.

Чтобы показать ей своего ребенка.

Я шла прямо по дороге, сходя с нее на обочину только тогда, когда по ней проезжала какая-нибудь машина. Я шла, прижимая к себе ребенка, без денег и без куска хлеба в кармане. Я прихватила с собой всего лишь бутылочку с соской, наполненную молоком, пристроив ее между грудей, чтобы молоко оставалось теплым.

И вдруг я услышала, как позади меня притормаживает автомобиль.

Даже не оглянувшись, я продолжала смело идти вперед, хотя уже узнала звук мотора.

Старик первым делом выхватил у меня ребенка, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке. Затем он грубо запихнул меня в кабину грузовичка, и я при этом сильно ударилась ногами и головой. Он, поспешно переключая скорости, грязно ругался и угрожал мне, но я его не слушала.

Я знала, что меня ждет, но не испытывала страха.

Я была готова ко всему, была готова вытерпеть что угодно.

Более того, мне было на это наплевать, потому что я знала, что не успокоюсь и рано или поздно снова попытаюсь сбежать.

Когда мы приехали, Старик тут же заставил меня подняться на чердак, который я знала уже как свои пять пальцев.

Этот чердак представляет собой помещение, расположенное непосредственно под крышей. Туда можно подняться по маленькой лестнице, вход на которую прегражден закрываемой на ключ дверью. Балки, держащие крышу, расположены так, что стоять в полный рост здесь можно только в самом центре. Пол бетонный, с шершавой поверхностью. Окно здесь только одно, да и то маленькое и с грязными стеклами. Из него видно скат крыши.