Лидия Гуардо - Исповедь. Пленница своего отца

Мне было так плохо, что я ничего не ответила.

— Ты меня поняла, Лидия? Тебе не нужно ни с кем разговаривать!

Мы ехали очень долго. Мне казалось, что я вот-вот умру, но я упорно старалась оттянуть роды. Наконец мы приехали и я оказалась в родовой палате, где меня тут же осмотрел врач.

— А что у вас с ногами, мадам?

Меня впервые в жизни назвали «мадам», и мне не поверилось, что обращаются именно ко мне. Я ничего не ответила.

Старик находился рядом. Он сказал, что я его дочь, что я получила ожоги в результате жуткого несчастного случая и с тех пор являюсь инвалидом.

— Этим мы займемся позже, — сказал врач. — Как вас зовут?

Я опять ничего не ответила.

— Вы проглотили язык, мадам? — не унимался врач.

— Ее зовут Лидия Гуардо. Это моя дочь, я же вам сказал!

Я увидела, как Старик показал на меня взглядом и покрутил указательным пальцем у виска.

— Понятно, — кивнул врач.

— Это все из-за боли, которую она испытывает, доктор, — вмешалась акушерка.

— Не переживайте, все будет хорошо.

У меня снова начались судороги.

Мой первый сын родился восьмого декабря 1982 года. Мне тогда было двадцать лет. Он лежал у меня на животе, но я боялась на него даже взглянуть. Я чувствовала себя изможденной и хотела только одного — спать. Старик тут же взял ребенка на руки и радостно улыбнулся.

— Его будут звать Раймон.

Впоследствии вышло так, что его стали называть Раймоном-младшим.

Когда врач спросил у меня, кто отец ребенка, я засомневалась, потому что Старик находился рядом, но затем все же сказала:

— Его отец — мой отец.

Врач посмотрел на Старика. Тот с выразительным видом поднял взгляд к потолку, тем самым намекая на то, что я слабоумная.

— Ну что ж, если вы не знаете, кто его отец, мы напишем «отец неизвестен».

Я ничего не ответила. А зачем было отвечать? Меня ведь все равно никто никогда не слушал.

С того момента врач и медсестры больше ни о чем со мной не разговаривали. Они обращались напрямик к Старику, называя его «дедушкой». Он вел себя по отношению к медсестрам очень любезно и даже заискивал перед ними. За глаза он обзывал их дурами, а в общении с ними разыгрывал из себя добренького дедулю.

На следующее утро одна из медсестер попыталась дать мне ребенка, чтобы я его покормила.

Старик тут же вмешался.

— Нет, она не будет кормить его грудью. Она не в состоянии с ним управиться. Им будет заниматься моя жена.

— Она вполне могла бы дать ему своего молока! Поначалу ребенка желательно кормить молоком матери.

— Тогда возьмите и «подоите» ее, а затем ребенок выпьет это молоко из бутылочки с соской.

К моим грудям приставили аппарат, при помощи которого из них «выкачивалось» молоко.

Именно таким образом, с помощью «доильного» аппарата, я кормила и этого, и всех своих следующих детей.

Я молча позволяла медперсоналу делать со мной все, что угодно. Я не понимала, что со мной происходит. И не чувствовала себя матерью. Я просто произвела на свет этого ребенка, Раймона-младшего, а затем его у меня забрали.

Он принадлежал не мне — он принадлежал Старику.

И тот с самого начала дал мне это почувствовать.

Как-то раз молодая медсестра принесла ребенка и положила его рядом со мной. Я стала разглядывать его — спящего, укутанного в пеленки.

Старик куда-то вышел, и я воспользовалась этим, чтобы получше рассмотреть ребенка. Поначалу я не осмеливалась к нему прикоснуться, но затем развернула пеленки, чтобы посмотреть на его ножки. Они были розовые, и никаких шрамов на них не было.

Я не смогла увидеть его животик, потому что тот был скрыт подгузником.

Ребенок проснулся и, посмотрев на меня, громко заверещал. Я поспешно укутала его в пеленки. Однако он продолжал плакать и стал при этом ярко-красным.

Тут в палату зашел Старик. Он бросился к малышу и забрал его у меня, а затем стал ругать появившуюся вслед за ним медсестру.

— Почему вы оставили с ней ребенка одного? Она причиняет ему боль. Смотрите, он плачет!

— Он плачет, потому что хочет есть. Это вполне нормально…

— Я не хочу, чтобы вы давали ей ребенка. Я скажу об этом врачу. Он уже в курсе того, как нужно поступать по отношению к этому ребенку!

— Хорошо, дайте мальчика мне. Я отнесу его обратно в ясли.

Медсестра, взяв Раймона, ушла. Старик повернулся ко мне и, приблизив свое лицо почти вплотную к моему, сказал:

— Я не хочу, чтобы ты к нему даже прикасалась. Тебе понятно? Кстати, ты находишься здесь и так уже довольно долго, пора возвращаться домой. Когда мы туда приедем, ты быстро вспомнишь, кто там главный.