Эдмонда Шарль-Ру - Забыть Палермо

Конец драки, и тяжкий вздох толпы; тот же негромкий голос заключил:

— У них не было другого выхода.

Когда появился патруль, за столиками сидели и невозмутимо пили вино, а на площади в коричневой лужице валялся букет жасмина.

— Это кровь, — заявил карабинер.

И он показал на другие пятна, более мелкие и редкие, но след их терялся среди булыжной мостовой.

— Поспешили вытереть, — заметил комиссар, исследовавший место происшествия, может, уже в десятый раз.

Он пожал плечами. Можно было понять, что он давно смирился с вечными тайнами сицилийских ночей. Нападения без раненых, убийства без жертв — вот что приходилось ему расследовать. Почти каждый день он допрашивал во имя правосудия свидетелей, а они во имя чести молчали.

— Что вы видели?

— Ничего.

— Тут дрались?

— Я не знаю.

— А откуда кровь?

— Пока еще не запретили разбивать себе нос.

— А кто разбил нос?

— Это вы сами узнайте.

— Что за цветы?

— Они упали.

Все это проводилось как пустая формальность, не вызывало раздражения. Орудие убийства в этот день не нашли и ничего не узнали ни о нападавшем, ни о его жертве. Неразрешимая загадка. Комиссар пытался было арестовать торговца меч-рыбой. На его ботинках оказалась кровь.

— Кровь меч-рыбы, — категорически заявил торговец.

Может, и так. Комиссар предполагал закрыть следствие, но оставил на площади вооруженных карабинеров. Несколько дней они караулили посреди рынка кровавое пятно и смятый букет цветов.

Бэбс ждала. Она ждала день, потом два, потом три; на четвертый казалось, что конца этому не будет. Она прислушивалась к каждому звуку. Все казалось ей иллюзорным. И этот старик с балкона напротив с его ввалившимися глазами, как всегда без рубашки, в одних брюках, и эта служанка, из своего окна подававшая знаки мужчине, стоявшему внизу в кафе, и газеты с их ежедневной порцией убийств и зверств… Ничто не задевало ее мысли. Целые дни оставалась она в комнате. Официант приносил ей еду в номер. Вел он себя чересчур величественно, подчеркивая свое достоинство. Ставил поднос на стол и начинал длинно распространяться о жаре (жара всегда рассматривалась им как нестерпимая, скандальная, удушливая), подбадривал Бэбс, потом шел за кофе и советовал как следует отдохнуть. А Бэбс все ждала, не сводя глаз с окна. День сменялся сумерками. Зажигались ряд за рядом фонари. Она слушала, как оживляется город с приходом вечерней свежести, и все ждала.

На пятый день, потеряв терпение, Бэбс оделась и вышла. Она машинально следовала за людским потоком вдоль улицы Македа и вдруг очутилась вблизи «Броччериа гранде» среди куда-то спешивших мужчин, беременных женщин, тянувших за собой вереницу ребятишек, около нищих, сидевших на корточках… Тут скверно пахло, было шумно, и какие-то молодые люди все время следовали за ней и жались к ней каждый раз, когда начиналась толкотня на улице. Один из них обозвал ее шлюхой, несколько раз повторив это слово сначала шепотом, затем с яростью, а когда она ускорила шаг, внезапно замолк. Куда она бежала? Сама не знала. Уже темнело. «Надо продолжать поиски», — нерешительно говорила себе Бэбс. Все ей казалось враждебным — город, дома, улицы, да и толпа тоже. Она думала, что достаточно одного неловкого жеста с ее стороны, одного только ложного шага, чтоб исчезнуть так, как исчез Кармине. Бэбс была настолько напугана, что ей уже чудилось: споткнись она о камень, упади на землю — и раздавит ее это людское скопление, полчища мужчин, женщин, животных и эти кучи нечистот.

В нескольких метрах от нее неподвижно стояла группа мужчин, они ее ждали. Кто-то медленно следовал за ней в машине, которая временами останавливалась, и она слышала через открытое окно автомобиля: «Шлюха». Слово это повторялось все время, словно эти люди боялись его забыть. «Шлюха…» — неслось с порогов, с тротуаров, падало с грузовиков на стоянках, сливалось в непрерывный шепот, растущий шум, какой бывает у клокочущей реки… Бэбс спряталась в ближайшем кафе. Но там вокруг нее столпились подростки, самому старшему из них не было четырнадцати. Один схватил ее за руку, потом дернул за платье. Другой пустил со злостью: «Уведем-ка ее. Интересно, она выдержит?» Мальчишки уставились, хохотали. Бэбс была вне себя, ей хотелось колотить их, отбиваться ногами, как от собак.

Но все это было бы бесцельно, Бэбс поняла это и вернулась в отель, в свой номер, все еще дрожа от страха при любом скрипе. Измучившись от одиночества, она спустилась в холл.