Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

На похороны Масарика пришло несметное, небывалое количество народа. Павел, раздраженный слухами и всеобщей подозрительностью, не желал даже говорить на эту тему. Вопросы друзей страшно его злили, он срывался на крик, а потом и вовсе «выпал» из общения на целых две недели.

Полицейское расследование пришло к заключению, что Ян Масарик покончил с собой.

В досрочных выборах смогли принять участие только кандидаты от представленных в новом правительстве партий, и Коммунистическая партия Чехословакии получила на них подавляющее большинство. Бенеш ушел в отставку, президентом стал Готвальд, а партия утвердилась у власти.

Пражский переворот завершился.

Тогда же, в начале 1948 года, в жизни Кристины и Йозефа произошло невероятное событие, перевернувшее их жизнь. Они внимательно следили за ходом событий и были твердо убеждены, что нужно раз и навсегда покончить с ограниченными консерваторами и псевдодемократами и прогнать спесивых богачей, сторонников старого режима. Довольно дискуссий, пришло время взять в руки оружие и сражаться!

Они или мы.

Йозеф бывал в больнице набегами, а бóльшую часть времени проводил в штаб-квартире партии и на заседаниях Национального собрания. В Праге проходили встречи активистов с народом и бесконечные демонстрации, множились жестокие стычки оппозиционеров с членами профсоюзов, студенты дрались с полицейскими.

Кристина ходила на демонстрации вместе с другими актерами, иногда к ним присоединялись учителя, в том числе Тереза, которая брала с собой Людвика Бреста. Малыш орал как резаный, и они по очереди несли его на руках, пытаясь укачивать на ходу. Кристина часами размахивала транспарантом, выкрикивала лозунги, а вечером, на спектакле, произносила текст охрипшим голосом. Она чувствовала себя уставшей и вялой и относила свое состояние на счет бурных событий последнего времени, необходимости выходить на сцену, бесконечных дискуссий, бессонных ночей и курения. Йозеф, тоже находившийся на грани физического истощения, хотел, чтобы она притормозила и отдохнула.

– Нужно пережить эти трудные дни. Еще одно усилие, и все наладится.

Как-то раз, субботним мартовским вечером, Кристина заснула на профсоюзном собрании. Никто бы ничего не заметил, но секретарь отделения замолчал, переводя дыхание, и в наступившей тишине раздалось уютное похрапывание. Соседка толкнула Кристину локтем, она проснулась и ужасно сконфузилась.

Кристина пошла к врачу, тот провел обследование, и выяснилось, что она ждет ребенка.

– Это невозможно, доктор, физически невозможно, уверяю вас!

– Значит, случилось чудо, мадам.

Никто – ни Йозеф, ни его коллеги, вызванные на консультацию, – не мог объяснить случившегося, но факт оставался фактом: Кристина была в положении.

Срок – два месяца.

Знаменитый профессор, хорошо знавший отца Йозефа, в чудеса не верил, а потому сделал сугубо реалистическое предположение: «Возможно, специалист, лечивший вас в Алжире, допустил ошибку – такое часто случается, либо ваш организм излечил сам себя, как морская звезда отращивает новое щупальце или ящерица – хвост».

Все изменилось в мгновение ока. Весь мир изменился. Они изменились и больше никогда не вспоминали ни Алжир, ни Мориса, это больше не имело значения. Йозеф и Кристина были счастливы настоящим, а жизнь подарила им будущее.

– У нас будет ребенок, ты только подумай – у нас!

– Как у Павла и Терезы!

– Малыш, такой же как Людвик Брест!

– Это чудесно!

– Ты хочешь мальчика или девочку?

– Мальчика.

– Я тоже.

– Может, пора нам пожениться?

– Конечно пора.

Всех, кто не состоял в Коммунистической партии, вычистили с ответственных постов, был назначен новый глава МИДа, и Павел тоже получил новое назначение: он мечтал о Бонне, но для такой миссии его сочли слишком молодым и назначили послом в Болгарии – для тридцативосьмилетнего дипломата и это было очень неплохо. В ближайшие десять лет Павел мог надеяться получить престижный пост в Лондоне или Париже.

София не была городом стратегического значения, но Павел твердо вознамерился придать блеск братской социалистической стране. Болгарский язык благодаря знанию русского он выучил за два месяца. Они с Терезой и Людвиком поселились в огромной посольской резиденции, и для них началась совсем не социалистическая жизнь. Тереза с трудом привыкала к ежедневным приемам, ужинам и светским условностям, она считала служебную виллу излишне роскошной, а обслугу – слишком многочисленной и не решалась отдавать распоряжения «челяди». Тереза говорила только на чешском и словацком и потому не бывала на встречах «послиц», по очереди приглашавших друг друга на чай и игравших в бридж. Она много читала и занималась с сыном, так что Людвик уже в четыре года научился читать и писать и мог сказать несколько слов на болгарском.