Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов

Я был, как всегда, на кухне, тушил в сковородке лук и чеснок, постепенно погружаясь в тот транс, который всегда завладевает мной, когда я готовлю. Однако почему-то в тот сумрачный мартовский вечер я не погрузился в него полностью, а словно завис на краю, на границе между двумя мирами, как будто знал, что должно случиться нечто очень важное.

Потряхивая плюющуюся сковородку, я слышал сквозь кухонную дверь, как топают в холле возвращающиеся официанты. Я слышал, как гудит пылесос и как подмастерье выбивает из кофеварки кофейную гущу. Потихоньку холодную пустоту, которая заполняла ресторан всего несколько минут назад, сменил обычный гул и работа. Точили ножи, с хлопками расправляли свежие скатерти, было слышно, как наверху ездит туда-сюда каретка принтера у бухгалтеров. И вскоре атмосфера уныния рассеялась.

Разносчик грубо просунул «Франс суар» в окошечко для почты, и она шлепнулась на коврик. Эта газета была старой привычкой Жака, с которой он упрямо не желал расстаться даже в наш цифровой век. Он подобрал газету, унес ее за столик в глубине, где его официанты усаживались наскоро пообедать перед вечерней сменой жаренными на гриле колбасками андуйет.

С газетой под мышкой Жак сел сзади вместе с остальными. Он положил себе порцию потрошков с рисом, салат из помидоров и принялся за еду, читая газету. Вдруг он издал какое-то странное бульканье и бросил вилку. Прежде чем остальные могли спросить у него, что случилось, он уже вскочил на ноги и бросился через обеденный зал. Эти мерзавцы, которые больше всего на свете любили хороший скандальчик, повскакали с мест и бросились за ним, надеясь оказаться свидетелями того, что обещало быть первоклассной потасовкой.

Так они и примчались на кухню. Они вломились в двери, запыхавшиеся и возбужденные. Мы на кухне спокойно лущили горох, шинковали лук-шалот и срезали с мяса лишний жир, но замерли, не зачистив очередной отбивной. Все обернулись, чтобы посмотреть на Жака, который тряс в воздухе вечерней газетой и что-то мычал.

Я подумал: о нет, только не это. Опять? Прошлым вечером у Жака с Сержем чуть не дошло до мордобоя, каждый из них обвинял другого в испорченном заказе. Краем глаза я увидел, что Серж перехватил баранью ножку за косточку и держал ее теперь как дубинку, готовый задать трепку и Жаку, и любому другому официанту, у которого хватит ума спровоцировать его. Я был, признаюсь, в полном изнеможении. Силы мои были на исходе, и я не мог вынести еще одной свары между сотрудниками.

– Шеф! Шеф!

Жак обвиняющим жестом ткнул в мою сторону свернутой в трубочку газетой.

– Третья звезда! «Мишлен» только что дал вам третью звезду!

Когда утихли первые радостные крики, все обступили меня в три ряда, жадно ловя каждое слово, пока я читал вслух статью из пяти абзацев. Всех интересовало, кого повысили, кого понизили. И вот – полстрочки, сообщающие всему Парижу, что «Бешеная собака» стала одним из двух заведений во всей Франции, которым была присуждена третья звезда.

Я был оглушен и стоял как столб, а вокруг меня словно праздновали День взятия Бастилии. Повара, подмастерья и официанты били в кастрюли, орали, прыгали вокруг. Жак и Серж горячо обнимались, почти как любовники, кто-то плакал, кто-то обнимал кого-то и хлопал по спине, кто-то гикал от радости, и все то и дело от души пожимали друг другу руки.

А что думал я?

Не могу вам сказать. Точно не могу.

Я был очень взволнован. Мысли путались. Это была радость с привкусом горечи.

Возбужденные сотрудники выстроились в шеренгу – официанты в черном и повара в белом, как шахматные фигуры. Каждый хотел поздравить меня лично. Но я был холоден и благодарил их довольно сдержанно. Могло даже показаться, будто мне нет дела до происходящего и я наблюдаю всеобщую радость издалека.

Но подумайте только: всего двадцать восемь ресторанов Франции были удостоены трех звезд, и мой путь к этой третьей звезде был таким долгим и трудным, что я все не мог поверить, что достиг цели. Или, по крайней мере, не мог поверить этой половине строчки в обычной вечерней газете. И Сюзанна, стоявшая почти в конце шеренги, словно прочла мои мысли и вдруг спросила:

– А что, если репортер просто что-то не так понял?

– Дерьмо! – завопил Серж с другого конца кухни, грозя ей деревянной ложкой. – Что с тобой, Сюзанна? Вечно найдешь, что плохого сказать.

– Это неправда!

К счастью, в этот момент нас прервала Максин, которая, ломая руки, спускалась из офиса наверху, чтобы сообщить мне о том, что мне звонит мсье Барто, генеральный директор «Справочника Мишлен», и хочет срочно со мной поговорить. Пока я поднимался по винтовой лестнице, шагая через две ступеньки, сердце мое билось глухо. Я исчез в башенке под крики своих работников, желавших мне удачи.