Фредерик Тристан - Во власти дьявола

— Мы заканчиваем работу над Мариво. Кто знает, не решит ли он появиться на премьере и учинить там скандал! Я должна предупредить Мадлен Герланд и Шаваля! Боже мой, и как только подобное существо могло родиться на этой земле?

Она была крайне взволнованна и, как всегда, ожидала худшего. Нам удалось успокоить ее немного. И тогда она сообщила, что обращалась в специальное агентство, которое провело по ее просьбе небольшое расследование с целью выяснить хоть что-то о прошлом Пурвьанша, о котором мы действительно совсем ничего не знали. Выяснилось, что он родился в Англии, отцом его был француз, а матерью — шведка, и что подлинное его имя Альбер Прожан. Его псевдоним появился в 1948 году:

он подписал им книжку своих стихов с претенциозным названием «Шестая аллегория сфинкса».

— И он еще утверждал, что он — сирота! — возмущалась Софи. — Кстати, родители оставили ему приличное состояние. Его отец был крупным промышленником. Но откуда он взял это имечко: Натаниель, да еще и Пурвьанш? Какая цветистость! Какая напыщенность! Этот человек фальшив с ног до головы, и всем его словам грош цена! Ах, пусть только этот мсье Прожан попробует еще раз показаться мне на глаза, он увидит, что я с ним сделаю! Я брошу это имя ему в лицо и сорву с него эту карнавальную маску!

Итак, для начала последнего акта этой комедии все было готово.

Софи угадала верно. Пурвьанш не подавал никаких признаков жизни до самого вечера генерального прогона «Двойного непостоянства». Среди гостей, одетых в смокинги, и дам в вечерних туалетах, ему одному удалось пробраться туда все в том же экзотическом одеянии и устроиться в центре партера. Мы тут же его заметили. И я бросился за кулисы, чтобы предупредить Мадлен Герланд о его вторжении, но, похоже, напрасно. Безумно испугавшись, директриса побежала к Анри Шавалю, а тот, увидев ее в таком состоянии, сам потерял хладнокровие и поспешил к Себастьяну Дрё, который как раз заканчивал гримироваться. Паника мгновенно распространилась на всех. «Нельзя, чтобы Софи Бонэр узнала, что Пурвьэнш в театре!» Однако, едва выйдя из своей уборной, она заметила восковые лица актеров и тут же поняла, что случилось.

Все эти дни, и особенно ночи, она боялась его появления. Она представляла себе, как смотрит на зрителей и встречает коварный взгляд этого человека, который ударит из темноты, как острый луч света, пронзая ее насквозь, точно бабочку, приколотую булавкой. Он знал, в какое отчаяние должен был привести ее его приход, он предвкушал это заранее. Она не могла не понимать, что он будет судить каждую фразу, каждую интонацию, каждый жест, но все это ничего не значило в сравнении с липким взглядом его похотливых глаз, которым он станет раздевать ее.

Но что же делать? Третий удар прозвучал у нее б ушах как звук погребального колокола. Поднялся занавес. Софи стояла на сцене, точно на эшафоте.

— Выслушайте же меня, сударыня.

Тривелин начал произносить свой текст. Сильвии нужно отвечать. Она должна ответить!

— Вы мне надоели.

— Но нужно быть рассудительной!

Где он? А, я его вижу. Он на меня смотрит. И улыбается этой своей кривой усмешкой.

— Нет, не стоит, и я не буду рассудительной.

Чего он добивается? Чтобы я заикалась, чтобы в слезах убежала за кулисы? А завтра во всех газетах: «Скандал! Какой скандал!»

— А я ненавижу здоровье и очень хочу захворать. Будь твердой, девочка! Сильвия должна заменить Софи. Тут, на сцене, одна Сильвия. Софи здесь нет, никто не знает, где она. Она исчезла. Сильвия заняла ее место. Тот, любитель подглядывать, напрасно станет искать ее глазами; пусть его липкий взгляд скользит по Сильвии, Софи теперь вне досягаемости. Этот взгляд заденет лишь призрак, пустую оболочку. Пусть принц Лелио и его слуги строят ловушки Сильвии, пусть Фламиния изобретает свои хитрости и уловки; Софи сбежала из дворца иллюзий, из дома умалишенных, из борделя, придуманного Пурвьаншем.

В антракте между вторым и третьим действием актриса заперлась у себя в уборной. Она должна была оставаться одна, ей надо быть Сильвией, Софи не должна вернуться, иначе за ее плечами сейчас же вырастет тень дьявола. Весь спектакль мы тревожно следили за битвой, которую ей пришлось выдержать, чтобы войти в роль Сильвии; но потом она превратилась в очаровательную Сильвию — в одно и то же время в простушку и плутовку; ее нежность к Арлекину мало-помалу сходила на нет и сменялась любовью к принцу. Неуверенность ее первых реплик растворялась в опасливом недоверии крестьянки, ставшей узницей роскошного замка.