Юрий Герт - Солнце и кошка

Их можно было рвать, выдергивать из земли целыми охапками, эти ромашки, от которых пахло солнцем, шмелями, медом, но Андрей стоял в их гуще по пояс — а, возможно, тогда и по самую грудь или шею,— стоял, запрокинув голову, и ему чудилось, что он взмывает, летит — над белым полем, в синюю высь.

И всем, наверное, было так же хорошо здесь., как ему. Взрослые дурачились, бегали наперегонки, потом, на пропитанной полянке, стали в круг, затеяв играть в «третий-лишний». Андрей — тоже, все они играли, втроем. Впереди стояла мама, отец — за нею. И когда Андрей, в страхе, что его нагонят, с отчаянным визгом бросался к ним, она приседала ему навстречу, широко распахивала руки — и прижимала его к себе. Он навсегда запомнил восторг этих спасительных объятий, мгновенный переход от страха к ликованию — спасен! спасен!— и укромное гнездышко из ее рук, ее упругоподатливой груди, в которую он зарывался носом. Теперь отец, сменив Андрея, бежал по кругу, большой, ловкий, с озорными мальчишечьими глазами,— бежал по зеленому лужку, под смех и неистовые вопли. Андрей прыгал от нетерпенья, кричал: «Сюда, к нам!..»— и тянул к нему руки, а мама, стоя позади Андрея, тоже кричала, звала — и готовилась, напеременку с отцом, бежать...

Иногда Андрею казалось, что всего этого никогда не было на самом деле, что это ему приснилось однажды, а потом снова и снова повторялось — во сне...

Но как бы там ни было, сон опять приснился ему в ту ночь и снился до самого утра: высокое синее небо, золотые ромашки, «третий-лишний»...

Как и всякая женщина, Лиля верила в судьбу.

Ну, не в судьбу, а — говоря более современным языком — в стечение обстоятельств, совпадение разного рода случайностей, которое само по себе не случайно, а таит в глубине темный, загадочный и потому особенно волнующий смысл... Что-то в этом духе она ощутила, когда вошла однажды к себе в палату и увидела там нового больного, доставленного ночью «скорой помощью» с острым приступом стенокардии. Она узнала его сразу. И потом, задавая привычные вопросы, исполняя историю болезни, прослушивая, простукивая его худое, плохо развитое тело — типичный астеник c узкой грудной клеткой и вялыми, слабыми мышцами,— Лиля краешком сознания все думала: помнит ли он?..

Был октябрь, или начало ноября, она возвращалась домой затемно, после затянувшегося совещания у главврача. В большом центральном гастрономе, куда она попала в «час пик», ей пришлось выстоять несколько очередей, и когда Лиля добралась наконец до колбасного отдела, сетка, разбухшая от покупок, тяжело оттягивала ее руку и резала пальцы. Мужчина в кожаном пальто, стоявший перед нею, посмотрел на Лилю сочувственно, с каким-то горьким выражением в глазах скользнул по ее сетке. Губы его, слегка припухшие, выпяченные вперед, шевельнулись, он хотел, вероятно, что-то сказать, но передумал и отвернулся. Ее рассердил этот взгляд. Она как бы со стороны увидела себя — усталую, сникшую, с оттянутым вниз плечом, и вскинула голову, распрямилась, переложила сетку в другую руку и так простояла до самого прилавка. Мужчина больше ни разу не посмотрел на нее, но наблюдая за ним, Лиля заметила, что не только на нее — на все вокруг, на людей, устало толкущихся у прилавков и касс, на суету, заполнившую гастроном в предвечернее время, ее сосед смотрел с тем же грустным, горьким, чуть брезгливым выражением, — смотрел словно откуда-то издалека... И когда, отстояв длиннейшую очередь, он протянул продавщице чек на триста граммов колбасы, ей сделалось почему-то его жалко.

Она вышла из гастронома и, пройдя немного по широкому, ярко освещенному проспекту, свернула в боковую улицу. Здесь было тихо, безлюдно, тускло горели фонари на высоких столбах. Лиле послышались шаги. Она обернулась и увидела мужчину в кожаном пальто. И он, почувствовав ее взгляд, пошел быстрее, догнал ее и потянулся к Лилиной сетке.

— Разрешите,— сказал он. И не слишком уверенно добавил: — Нам по дороге.

Лиля уже отвыкла от того времени, когда незнакомые мужчины завязывали с нею разговор где-нибудь в автобусе, в магазине или просто на улице, пытаясь выведать адрес, телефон или сходу назначить свидание.

— Откуда вам известно, что нам по дороге?— сказала она, не поворачивая головы и убыстряя шаг.

Он не отставал.

— А вы?..— Он помедлил.— А вы откуда знаете, что нам не по дороге?

Вопрос прозвучал так неожиданно, был так нелеп и вместе с тем так естественен — откуда, в самом деле, ей известно, по дороге или не по дороге? — что оба вдруг рассмеялись.