Ларс Кристенсен - Посредник

– Лесли! – крикнул он. – Лесли! Твоя свекровь померла!

Появилась Лесли, изнуренная женщина, то ли в халате, то ли в чем-то еще, спешно накинутом на голое тело.

– Что ты сказал, дорогой?

– Рут наконец-то померла. Дымом отравилась! Знаешь, что это означает, Лесли Клинтстоун?

Очевидно, она знала, потому что бросилась мужу на шею, а вскоре вернулись отпрыски, и все семейство возликовало по поводу кончины миссис Клинтстоун – зрелище весьма мрачное, с точки зрения Фрэнка. Пришлось ему напомнить себе слова Шерифа, что горе непредсказуемо. Может и радостью обернуться. А радость, какой Фрэнк был сейчас свидетелем, казалась совершенно искренней, сердечной, и они ее не скрывали. По крайней мере, вели себя честно.

Артур Клинтстоун повернулся к Фрэнку:

– Заходи, приятель, пивка тяпнем!

– Я за рулем.

– Жаль. Как твоя фамилия, Фрэнк?

– Фаррелли. Фрэнк Фаррелли.

Артур Клинтстоун взял его руку в свои:

– Фрэнк Фаррелли. Я твой должник. Не забудь.

Фрэнк наконец вырвался, прошел к машине и поехал прочь. Пускай празднуют смерть без него. И об ответной услуге он никогда Артура Клинтстоуна не попросит. Но куда больше его тревожило кое-что другое. Вижу , сказал Клинтстоун. По нему вправду видно, что он пришел с дурными вестями? Раз так, надо что-то делать. Он будет кем угодно – торговцем вразнос, дальним родственником, новым соседом или просто прохожим, спрашивающим дорогу. А потом мало-помалу откроет причину своего визита. Он приносил вести о смерти, увечьях и болезнях. По возвращении в контору все это необходимо записать. В сущности, Фрэнку нравилась мысль, что однажды кто-нибудь станет штудировать и его протоколы.

Когда Фрэнку исполнилось тринадцать, отец подарил ему золотую рыбку и круглый аквариум. Он давно мечтал о домашнем питомце, но сомневался, можно ли считать таковым золотую рыбку. Отец определенно купил ее по дешевке у коммивояжера, пристроившего аквариум в автомобильном бардачке. Вдобавок ее выгуливать не надо, засмеялся отец, который той же осенью умер прямо здесь, в саду. Не верится. Упал с лестницы и угодил на косу. У Фрэнка на глазах. Потихоньку-полегоньку Фрэнк полюбил золотую рыбку и назвал ее в честь Марка Спитца, пловца, который завоевал семь золотых медалей на мюнхенской Олимпиаде 1972 года. Сейчас Марку было почти двадцать два года. Много для золотой рыбки. Может, даже рекордно много. И это заслуга Фрэнка. Он никогда не забывал кормить Марка и чистить аквариум. Утверждал, что Марк узнаёт его, когда он наклоняется и прижимается носом к стеклу. Во всяком случае, Марк подплывал и тыкался в стекло со своей стороны. Мать не очень жаловала золотую рыбку. Слишком та напоминала ей об отце, что бы это ни означало.

Фрэнк отправился в больницу проведать Стива. Вот и думал об этом. Стив был тогда на его дне рождения. Единственный гость. Ведь день рождения у Фрэнка в середине лета, а в ту пору, когда времена еще были хорошие, в июле большинство уезжало из города, кроме Стива и Фрэнка, чьи отцы считали, что уезжать из Кармака нет нужды. Здесь у них есть все, и это все полностью в их распоряжении. Кстати, Стив полагал, что золотую рыбку вполне можно выгуливать. Привязать к хвосту поводок и выпустить в реку. Он даже сочинил по этому поводу новую шутку, которую без устали повторял. Ты Марка не выгуливаешь, ты его выречиваешь, Фрэнк! Фрэнку шутка нравилась. Оба смеялись. Сейчас от воспоминаний только испортилось настроение. С реки наплывал туман. Моросил дождь. Дворники сейчас не помешали бы и ему самому – прочистить глаза. Он припарковался за «скорой», поспешил внутрь и лифтом поднялся на третий этаж. Может, следовало что-нибудь принести? Но что принесешь человеку, лежащему в коме? Да и вообще, поздно думать об этом. Выйдя из лифта, Фрэнк услышал музыку. Направился к палате Стива. Оттуда и доносилась музыка. Он узнал ее: «В-12», «Blue Skies». Фрэнк вошел. Мартин сидел возле койки сына. На ночном столике стоял проигрыватель. Фрэнк дождался, когда игла царапнет по самым последним внутренним бороздкам, и тихонько кашлянул, будто Элла Фицджеральд закашлялась на последнем звуке.

– Он же ни фига не слышит, – сказал Фрэнк.

Мартин заметил его только сейчас.

– Почем ты знаешь?

– Посмотри на него. Разве похоже, чтобы он получал удовольствие?

В последнее время лицо у Стива опухло, руки тоже стали вдвое больше обычного. Изменился до неузнаваемости. Фрэнк сел на другой стул, настроение совсем упало. Здесь лежало, истлевая, его детство.