Ларс Кристенсен - Посредник

Мартин начал терять терпение:

– Да говори же! Выкладывай, парень!

– На сей раз Стив, к сожалению, не встал.

– Что ты имеешь в виду? Не встал? Все еще там лежит?

– Его увезла «скорая».

– Стив в больнице?

Фрэнк подошел ближе:

– На дыхательном аппарате. В коме. Дело плохо, Мартин. Но Стив так легко не сдастся. Нам надо…

Мартин наклонился вперед, перебил:

– Он очнется? Очнется?

Фрэнк провел по глазам тыльной стороной руки. Теперь придется сказать. Теперь еще одна жизнь перевернется, это все равно что перевернуть камень – не знаешь, что под ним объявится.

– Никто пока не знает. И я вовсе не хочу внушать тебе ложные надежды, Мартин. Могу только сказать: Стив не страдает. Страдания позади. Пусть это будет тебе утешением. Что твой сын не страдает.

Пока Фрэнк говорил, Мартин сидел не шевелясь. Потом откинулся на спинку кресла:

– Говоришь, надежды нет?

– Надежда есть всегда, Мартин.

– Значит, с этой вестью ты и пришел? Что надежда есть всегда? В таком разе вали-ка ты обратно в мэрию. Чертов Посредник!

– Знаю, это трудно, Мартин.

– Не называй меня Мартином каждый раз, как открываешь варежку! И вот что я тебе еще скажу, Фрэнк. Ты никогда мне не нравился. Ты вечно плелся в хвосте. Нет у тебя хребта. И не один я так говорю.

Фрэнк молча стоял, вынужденный выслушивать все это. Поневоле напоминая себе, что у каждого человека беда своя. Беда Мартина Миллера упряма и злобна. Надо проявить терпение. И все-таки больно. Значит, вот как люди смотрят на него? Считают бесхребетным? Он, мол, плетется в хвосте? Такого он попросту не заслуживает. Фрэнк не только обиделся, но разозлился. Разве обычно не он, Фрэнк Фаррелли, принимал на себя удар, разве не он был вынужден почти со всем мириться? Больше он не желал мириться и заговорил, медленно, не спеша:

– Удар расплющил ему нос. Но это не самое скверное.

Фрэнк замолчал, посмотрел на Мартина. Тени скользили туда-сюда по его морщинистому лицу. Фонарь на углу качался от ветра.

– Что самое скверное, Фрэнк?

– Падая, Стив ударился затылком о музыкальный автомат. Мозги у него сдвинулись, вроде как груз в самолете при резком вираже съезжает на другой борт, верно? Так что, если Стив, вопреки всему, очнется, он уже не будет Стивом, какого мы знаем, Мартин. Мне очень жаль.

На миг Фрэнку показалось, что Мартин уснул в своем старом кресле, что он не слышал. Но тот вдруг поднял глаза, и в ту же секунду стакан выпал у него из рук и покатился прочь по наклонному полу веранды.

– То есть станет овощем?

– Я могу отвезти тебя в больницу.

– Зачем?

– Вдруг Стив заметит, что ты пришел. Как знать?

– Да уж, как знать. Идиот.

В конце концов Мартин все же поехал. Когда вблизи от Снейк-Ривер дорога плавно повернула, Фрэнк кое-что приметил. Замедлил скорость, показал. Мартин тоже обернулся. Посреди реки дрейфовала парусная лодка, вот-вот перевернется, сильное течение швыряло ее из стороны в сторону, и скоро они видели только парус, белое пятно в ночи. Потом и он пропал.

Фрэнк особенной религиозностью не отличался. В церковь после смерти отца не ходил ни разу. И не верил в знаки и предостережения. В жизни и без того хватало всякого. Но это было жутковато.

– На борту никого нет, – сказал Мартин.

Фрэнк прибавил газу, свернул прочь от реки. Мартин опять заартачился:

– Почему ты не остановился? Если бы повезло, мы бы могли получить вознаграждение за лом.

– А кто бы его выплатил? Почему ты не спросишь, кто избил Стива?

– Да какая разница?

– А как насчет капельки справедливости? На это тебе тоже плевать?

Мартин расхохотался:

– Справедливость? Когда ты ее видал последний раз? Пошел ты в задницу!

– Дело твое, – сказал Фрэнк.

– Все рано или поздно получают взбучку. Так уж заведено. А Стив иной раз бывает совершенно несносным.

Ближе к больнице тон изменился.

– Мне вот интересно знать, что он хотел включить на музыкальном автомате, – сказал Мартин.

– «В-двенадцать».

Мартин усмехнулся:

– «В-двенадцать». Давненько не слыхал. Давненько.

– Да, жаль, он не заработал. В смысле, автомат. Я бы тоже охотно послушал «В-двенадцать». Нам необходимы такие песни.

– Хорошо помню, как она пела живьем, Элла. Настроение поднималось, Фрэнк.

– Я думал, она в Сульванге выступала, а?

– Она в церкви у нас пела, дурень. Вы со Стивом только-только родились. Не воображай, будто все знаешь.

– Может, она в обоих местах пела.

Мартин Миллер провел тыльной стороной руки по глазам, утер слезу.