Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Разразился ужасный скандал, первая их большая ссора в Паланке. Речан не уступал, он даже сам поражался своему страху и упорству, кажется, впервые в жизни он так наорал на жену, та аж смутилась, хотя, опомнившись, доказала, что умеет кричать не хуже его.

Потом на кухню прибежала дочь Эва и, поняв, о чем речь, тоже набросилась на отца. Тогда Речан отступил и притих. Совесть его была чиста. Когда он вышел во двор, с виду еще рассерженный, и направился к бойне, то уже мог без угрызений совести подумать, что на самом-то деле он был заинтересован именно в таком исходе. Собственно говоря, перед ним уже ночью замаячила надежда, что все произойдет и решится именно так, потому-то он заснул спокойно и беззаботною.

И Эва, дочь, теперь, наверно, поймет, какую жертву он ей принес. Этим он частично искупил свою вину перед ней.

И так как он считал, что совесть у него чиста, то почти весело направился в лавку.

Был понедельник, три часа утра, в фарфоровом блюдечке на тумбочке у Речана зазвонил будильник. Мясник вскинулся, быстро перекрыл звонок и взглянул на спящую жену. Та даже не шевельнулась.

Минуту он сидел на кровати и, глядя в непроглядную темноту, сосредоточенно прислушивался, как на улице завывает ветер. Его уже заранее пробирала дрожь. Но подыматься надо, приедут возчики, в пятницу на большом рынке он заказал еще два воза дров. Ему все казалось, что запасено недостаточно, ведь этой зимой, по его подсчетам, топить придется чуть не десять топок. Сколько же все они сожрут дров! Прибавился дом с четырьмя большими изразцовыми печами, камином, большой кухонной плитой; само собой, обогревать нужно и производственный зал, да и здесь придется отапливать: после переезда семьи на Парковую улицу квартира перейдет Воленту.

Кладовая тоже должна быть на зиму полна. Скоро в доме прибавится еще два лица. Волент уговаривает его взять ученика, жена требует служанку. Он заранее знает, что исполнит их желания. Ученик ему нужен. И жене перечить он не будет, чтобы в доме были тишь да гладь.

С конца лета он только о том и думал, как подготовиться к холодным дням да долгим вечерам, и все ему казалось мало. Он привык к тяжелым, затяжным зимам и еще не забыл о войне.

Потом начались хлопоты с новым домом. Особняк он купил, не встретив никаких препятствий, но требовался кое-какой ремонт, надо было достать строительных материалов, подрядить хороших мастеров: каменщиков, электрика, печника, стекольщика, кровельщиков и маляров. Больше всего возни было с пострадавшим от стрельбы фасадом, украшенным замысловатой лепниной в стиле модерн, но и поврежденная крыша, устаревшая и кое-где порванная проводка, да и окна со старомодными резными ставнями потребовали немало забот. Несколько дней он сам разбирал чердак и подвал, забитые всяким хламом и мусором, который пришлось вывозить. В саду также было полно работы — пришлось сгребать и жечь листья. Эти хлопоты поглощали все его время, и лавку по большей части он оставлял на Волента, а тот, как выяснилось, в его помощи и не нуждался.

Речану надо было спешить, чтобы выполнить волю жены и дочери, мечтавших встретить рождество уже в новом доме.

Речан ждал у ворот, укрывшись за угол дома, но все равно не уберегся от мощных порывов пронзительного ноябрьского ветра. Хотя он подкрепился сливянкой и надел полушубок, его трясло от холода, и каждый порыв ветра пробирал до костей. Он был невыспавшийся и голодный. На кухне съел только кусок хлеба, чтобы можно было закурить; поесть надеялся уже с возчиками. Спать ему пришлось меньше трех часов: вернулся он незадолго до полуночи. Все воскресенье провел в особняке. С утра топил печи, сторожил железные корзины с горящим коксом — сушил свежепобеленные стены, — разогревшись, выходил постоять на ветерке и, наверное, простыл.

Правую руку он согревал сигаретой, в левой, одетой в перчатку, держал зажженный керосиновый фонарь. Он вглядывался в темноту и прислушивался. Грохота возов он ждал с нижнего конца Торговой улицы, от реки, вдоль которой шла дорога из города на юго-восток, в самые богатые деревни. Пока ничего слышно не было, от воды подымался густой белый туман, ветер гнал его на улицы вместе с пылью и песком. Там, куда доставал луч фонаря, можно было увидеть мелкие и быстро перегруппировывающиеся ручейки тонкого речного песка. Они шелестели и текли вдоль угла банка, складывались в кучки. Иногда пролетали листья, сухие и затвердевшие, как ореховая скорлупа; если в них попадал песок покрупней, то сумасшедший полет по каменным плитам тротуара сопровождался зловещей трескотней.